Пандемия коронавируса ставит правительства самых разных стран перед одной и той же проблемой — пресловутой «проблемой вагонетки»: если на одном железнодорожном пути (или, если хотите, чаше весов) лежит, вполне вероятно, здоровье и даже физическое выживание миллионов людей, а на другом — уже вполне определенно — их привычный жизненный уклад, возможность зарабатывать и тратить заработанное, частная жизнь и гражданские свободы — куда перевести стрелку? Стоит ли (подставьте сюда любую ограничительную меру), чтобы спасти миллионы жизней? 

Где-то эта проблема проявляется со всей жестокой наглядностью — как на севере Италии, где медикам приходится заранее прописывать в протоколах, кого спасать, а на кого не тратить силы, поскольку очевидно, имеющихся возможностей — человеческих и технических — на всех не хватит. В других случаях речь идет о выборе той или иной стратегии сдерживания эпидемии — например, о степени ограничения передвижений и социальной активности, при том, что очевидно, каждое такое ограничение влечет за собой тяжелые социальные последствия. Выйдя из карантина, ты можешь обнаружить, что в булочной, где ты привык покупать багет по утрам, заколочены окна, лоукостер, на котором так удобно было летать на выходные в Европу, объявил о банкротстве, а твоя зарплата на фоне охватившей весь мир рецессии уменьшилась втрое. И чем более успешными будут ограничительные меры, тем более сомнительными они будут выглядеть в ретроспективе — волны болезней просто не случится, сохранится нормальный, привычный порядок, а экономические потери будут конкретными и болезненными. Куда же перевести стрелку?

В такие дни мы все становимся не только экспертами-вирусологами, но и гражданами — требующими от избранных нами политиков решений, касающихся нашего общего блага. Поскольку речь идет о жизни и здоровье, нашем собственном и наших близких, требования эти приобретают особую остроту — и мы видим, как даже самые демократические общества заранее готовы согласиться с беспрецедентными ограничениями свобод ради выживания. На правительства, которые не проявляют достаточной жесткости, давит общество, требующее самых решительных закрытий и перекрытий; так, смелая стратегия британских властей — максимально изолировать людей, находящихся в группе риска, и сохранить более-менее привычный режим для остальных, чтобы сохранить экономику и выработать к следующему этапу пандемии «стадный иммунитет», может привести к серьезному политическому кризису.

Авторитарные режимы, напротив, чувствуют себя в этой ситуации как рыба в воде — угроза не абстрактной «государственной безопасности», но физическому выживанию граждан позволяет реализовать самые смелые фантазии силовиков при молчаливом согласии общества.

Так или иначе, все запросы «снизу» обращены в этот момент к государству, общество требует минимизации угроз жизни и здоровью — и государство делает это, как привыкло и как умеет. Парадоксальным образом именно выстраивание административных барьеров и ограничений представляется единственным способом сдержать биологическую сущность, которая никаких барьеров и ограничений не признает — и административный аппарат, накачанный общественными страхами, раздувается, заполняя собою все поры социального организма. Вы хотели, чтобы государство предоставило гарантии вашей жизни и здоровья? Что ж, они будут даны (хотя и гипотетически) — но взамен государство будет решать, когда и зачем вам выходить из дома, лишит возможности перемещаться по миру, доведет ваш бизнес до разорения — а потом, так уж и быть, выплатит пособие или компенсацию. Мишель Фуко связывал возникновение «дисциплинарных государств» в привычном для нас виде с прокатившимися в Средние века по Европе эпидемиями чумы; точно так же нынешняя эпидемия может в перспективе привести к перерождению нынешних государств в системы тотального биоконтроля, основанные на цифровых технологиях слежения и работе с большими данными. Но это вопрос будущего — а пока мы видим, как трещат и рушатся на глазах нормы человеческого общежития и общественного устройства, выстраивающиеся десятилетиями, как слинял в три дня Евросоюз, а транспортная связанность и прозрачность границ откатилась до уровня 1943 года, и возможные разорения, банкротства и понижение уровня жизни никого не останавливает, эпидемия все спишет, лес рубят — щепки летят.

Вирус, как известно, может коснуться — или даже проникнуть в — каждого, и наивно полагать, что вопрос, куда развернуть вагонетку, касается только правительств — перед тем или иным этическим выбором в этот момент оказывается каждый. Самый простой ответ, который следует из логики чрезвычайной ситуации — не выходи из комнаты, и тем исполнишь закон. Государство предлагает нам сделку с совестью в режиме win-win: ты можешь совершить моральное и социально ответственное действие, просто не вставая с дивана; в лихую годину пандемии находящийся в вечном полусне Обломов творит добро уже самим фактом того, что отказывается служить бесплатным транспортом для вируса, а Штольц со своей деловой хваткой и решительностью становится опасным источником заразы. Чрезвычайный режим на уровне частной жизни начинает выглядеть как-то даже симпатично — можно пересматривать «Друзей», заказывая еду в «Яндекс.Лавке», и согревать себя мыслью, что тем приносишь пользу обществу. Рискнем предположить, что это самообман.

Во-первых, комфортная самоизоляция с курьерской доставкой и сериалами обеспечена трудом и здоровьем тех, кто эту самоизоляцию позволить себе не может — людей, которые занимаются инфраструктурой и системами жизнеобеспечения, везут в торговые сети продукты и лекарства, каждый день ездят в метро, чтобы ваш провайдер мог исправно поставлять вам новые сезоны сериалов для скачивания. Карантин — это привилегия для одних, связанная с повышенной опасностью для других. Если вы не готовы принять этих людей в свой круг заботы (хотя бы по эпидемиологическим соображениям) — то не стоит как минимум забывать о них или увеличивать нагрузку для них сверх меры.

Во-вторых, режим самоизоляции фактически невозможен для людей, не подключенных к цифровым сервисам. Вы уверены, например, что ваша пожилая соседка с одышкой знает, как пользоваться «Яндекс.Лавкой»? А ведь опасность сегодня грозит именно ей. Возможно, прежде чем окончательно окуклиться под уютным пледом, стоит посмотреть на людей, живущих рядом — кто из них не в состоянии обеспечить себе такой режим и следовательно, нуждается сейчас в помощи? В Британии, например, уже идет общественная кампания с хештегом #ViralKindness: вы можете распечатать карточку с предложением помощи и оставить ее у соседей под дверью, на день публикации этого материала зарегистрировано 1086 локальных фейсбучных групп, координирующих помощь тем, кто остался дома.

В-третьих, можно спорить о том, насколько оправданы чрезвычайные полномочия, которые мы по умолчанию передаем государству (не задумываясь пока о том, когда и на каких условиях они будут отменены) — но уже на примере Северной Италии мы видим, что государство само по себе с эпидемией не справится (или оно должно быть китайским). Борьба с эпидемией требует не только самоограничения — и, возможно, не в виде хорового пения у окна, как в популярных сейчас видео из Италии, но и в форме более деятельной, возможно, жертвенной.

Можно смеяться над футболистом Криштиану Роналду, который, не выходя из карантина, перепрофилировал принадлежащую ему сеть отелей в частные госпитали и пообещал платить зарплату врачам; в России принято считать, что все это «ради пиара» — но показательно, что «ради пиара» Роналду сегодня не покупает новую яхту или Леонардо в подлиннике, а тратит деньги на новые койкоместа для соотечественников. Тратит сам, не требуя этого от государства (после публикации материала новость о намерениях Роналду была опровергнута, но это не единственный пример подобного рода: британский футболист Гэри Невилл временно превращает свои отели в реабилитационный центр для врачей, борющихся с коронавирусом. - Reminder). 

Дело не только в больных, для которых не хватает аппаратов ИВЛ — но и в той самой булочной на углу, которая не переживет карантина, в музыкантах, которые без концертов лишатся средств к существованию, в сотнях малых и больших человеческих дел, которые во время эпидемии окажутся невозможны — и будут нуждаться в поддержке. Так или иначе, коронавирус — это не только проверка на способность взять в нужный момент самоотвод, выпасть из социального механизма, но и тест на солидарность, на способность помочь тем, кто этот самоотвод взять не в состоянии.

Итальянский философ Джорджо Агамбен пишет, что во время эпидемии любовь к ближнему оказывается невозможна, «ближний закончился» — поскольку должен находиться на расстоянии не менее 4,5 метра. Но это не единственный возможный вывод, который можно извлечь из пандемии: вирус как бы показывает, что «социальный организм» — это не просто красивый образ, он един, взаимозависим и проницаем, какой-то жалкий микроорганизм способен за недели перекроить его ткань — и сшить ее заново способны не государства и не эксперты ВОЗ, но лишь обычная человеческая помощь и забота.