«Цинизм — это болезнь, которая убивает нас раньше времени»

Один из самых любимых публикой актеров современности — звезда фильмов «Интерстеллар» и «Далласский клуб покупателей» — Мэттью Макконахи пришел в гости к легендарному продюсеру Red Hot Chili Peppers и Slipknot Рику Рубину. Два часа они разговаривали о творчестве, счастье, вере, интуиции, отцовстве и смысле жизни. Мы послушали эту беседу и выбрали из нее самое интересное.

О творчестве и актерском мастерстве

Рик. Расскажи о своем отношении к актерству. Как оно менялось со временем?

Мэттью. Когда я только начинал (актерскую карьеру), я действовал на инстинктах, но по сути не знал, что делаю. Я не мог этого объяснить. Более того, я не знал своих прав на площадке, не знал, как отстаивать свою позицию. Я никогда не ходил в актерскую школу, у меня не было наставника — пока в 1998 году я не встретил Пенни Аллен (американская актриса и преподаватель актерского мастерства, известность получила благодаря роли кассира в банке, которую взяли в заложники в фильме Dog Day Afternoon 1975 года. — Прим. Reminder.). Она стала одним из моих великих учителей.

Пенни научила меня разбирать сценарий: как персонаж заходит в сцену, куда он идет, что ему нужно, какие препятствия он преодолевает. Это классические вопросы, которые должен задавать себе актер. Около двух лет я неуклюже пытался разобраться в этом, получалось не сразу — ведь когда у тебя есть только инстинкты, а потом ты начинаешь учиться теории, это может сбивать с толку. Но я продолжил работать и через два года наконец смог объединить новые знания с тем, что я всегда понимал интуитивно. Вот тогда стало по-настоящему весело.

Рик. Ты видишь разницу между тем, что ты хочешь сыграть, и тем, что в итоге видишь на экране?

Мэттью. Раньше разница была огромной: я мог хотеть сделать одно, а на экране получалось совершенно другое. Теперь я закрыл этот разрыв. Когда я хочу что-то сделать, это почти точно совпадает с тем, что записывается на камеру. Но изначально разрыв был прямо-таки колоссальный.

Рик. Это напрягало тебя?

Мэттью. Еще как! 

Я не любил видеть себя, не любил слышать свой голос. Теперь же я научился видеть именно персонажа. Чем быстрее я могу посмотреть на экран и сказать: «это Рон Вудроф», а не «это я, Мэттью, играющий Рона», тем лучше. Если я вижу персонажа, а не себя, это значит, что я справился.

Рик. Какой режиссер для тебя — великий?

Мэттью. Каждый актер хочет верить, что любая гениальная идея на съемочной площадке — его заслуга. Даже если к нему буквально только что подошел ассистент и сказал «попробуй вот так», актер все равно хочет думать, что это он придумал. Потому что на самом деле не важно, чья была идея, ведь каждый актер на самом деле думает, что этот фильм — про него. Даже если у тебя была одна реплика, ты все равно всем говоришь: «Видел мой фильм?»

Однажды я работал с режиссером, который обсуждал со мной сцены с позиции советчика. Он спрашивал меня: «Как ты думаешь, твоему персонажу было бы интересно в этой ситуации попробовать соблазнить ту рыжеволосую недотрогу?» Я поразмыслил и понял, что для него действительно это было бы крайне характерно. Этого не было в сценарии, но режиссер в подробностях описал мне, как мог бы повести себя мой персонаж, мы обсудили это, и я пришел к выводу, что это была бы очень логичная сцена для этого фильма. И тогда он предложил мне: «Хочешь снять это?» Таким образом, я был уверен, что я сам пришел к этой идее, что это — мое видение, хотя меня направляли всю дорогу.

Рик. Ты пробовал сам быть режиссером?

Мэттью. Да, но мне не сильно понравилось. Мне не хочется быть объективным по отношению к произведению искусства, я хочу как можно глубже погрузиться в своего персонажа и отстаивать его видение.

Рик. Расскажи про переломный момент в твоей карьере.

Мэттью. Было время, когда я не снимался 22 месяца (2009-2011 гг., после фильма «Призраки бывших подружек», провалившегося в прокате и у критиков. — Прим. Reminder.). Мне не нравилось, что мне все время говорили: «Не будь таким счастливым, не будь таким расстроенным в кадре, это слишком». Я хотел играть драматические роли, но мне предлагали только очередные легкие романтические комедии.

Понимаешь, в ромкомах ты не можешь выражать глубокие чувства, а у меня в жизни были тогда крайне важные эмоциональные взлеты и падения. Моя жизнь в тот момент была очень насыщенной: я влюбился в (свою будущую жену) Камилу, она была беременна нашим первым ребенком. Я чувствовал, что моя жизнь более живая, чем моя работа. И я хотел найти работу, которая соответствовала бы этой жизненной энергии. И тогда мы с женой уехали в Техас, и я сказал своему агенту, что больше не принимаю никаких предложений на ромкомы. После этого было 22 месяца тишины, когда я просто писал свои дневники и делал что-то в саду. 

О семье и отцовстве

Рик. Что для тебя значит быть отцом?

Мэттью. Я всегда знал, что хочу быть отцом, с детства. Мой папа был очень строг по части воспитания, и однажды я понял, что все его друзья, к которым я должен был обращаться не иначе, как сэр, все они были отцами, у них были дети. И тогда я почему-то решил, что добиться успеха в жизни, когда тебя называют сэр, значит быть отцом. Я и теперь считаю, что мой самый большой успех в жизни — это трое уверенных в себе детей, которые знают, кто они и чего хотят. 

Рик. Вы с женой сходитесь во взглядах на воспитание детей?

Мэттью. Мы стараемся не быть слишком строгими, но и не пускать все на самотек. Мы хотим, чтобы дети чувствовали себя свободными, но при этом знали границы. Камила чаще старается уберечь их, а я — поощрять свободу, давать им пробовать новое. При этом, мы стараемся избегать схемы «хороший и плохой полицейский».

Я всегда говорю детям: «Делайте все на 100%. Неважно, выиграете вы или проиграете, главное — чтобы вы могли посмотреть в зеркало и сказать, я сделал все, что мог. Нельзя делать ничего спустя рукава».

О роли музыки в жизни

Рик. Насколько для тебя важна музыка?

Мэттью. Если бы в жизни мне разрешили оставить что-то одно, между музыкой и фильмами я бы выбрал музыку. Музыка говорит со мной, она обращается ко мне лично. Иногда я слышу тексты, которые кажутся написанными специально для меня. А иногда это просто очень сильное ощущение от мелодии.

Для каждой роли я подбираю особый саундтрек. У меня есть определенные песни для определенных сцен. Это помогает мне найти ритм и настроение, настроиться на роль и на то, что я хочу в ней сказать. Я могу читать сценарий в душе, с бокалом вина или после пробежки — и каждый раз, слушая музыку, находить что-то новое.

О духовности и вере

Рик. Как ты думаешь, ты сам формируешь свою жизнь или тобою что-то движет, руководит?

Мэттью. Я думаю, что мной движет что-то. При этом я очень целеориентированный человек, я много раз ставил себе амбициозные цели и достигал их. Но объективно — это не я все устроил. Не я сделал так, что я встретил свою жену, не я устроил себе многие знакомства, которые я не могу назвать никак иначе, кроме как божественные. Да, со своей стороны я сделал все, чтобы, когда мне представились эти возможности, я был бы готов ими воспользоваться. Но сами обстоятельства были созданы для меня, а не мной.

У меня были периоды в жизни, когда я был агностиком. Были периоды, когда я думал, что Бога нет. И тогда у меня было странное ощущение, что Бог одобрял это мое мировоззрение. Слишком часто люди полагаются на божественное вмешательство, на высшие силы и опускают руки. Я думаю, что Бог хочет, чтобы мы держали руки на руле, управляли нашими жизнями, принимали решения и несли за них ответственность.

Перечитывая свои дневники, которые я пишу всю жизнь, я понимаю, что большая часть самых важных событий в моей жизни произошли не по моему дизайну и не из-за моих усилий, — они просто случились. Так что все, что со мной произошло, не моя заслуга, но я определенно сделал свою часть.

Рик. Насколько для тебя важна духовность в жизни?

Мэттью. Я чувствую себя наиболее счастливым и наполенным духовно, когда «молюсь с открытыми глазами», то есть ценю каждое взаимодействие с людьми. Каждый разговор в моей жизни — это молитва, я это так воспринимаю. Но тем не менее мне все еще нужно воскресенье. Мне нужно пойти в церковь, сделать инвентаризацию своей недели, вспомнить, что я делал, подумать о близких, пожелать им добра. Заканчиваю молитву я представлением себя таким, какой я есть. Не таким, как я выгляжу в соцсетях, а как я на самом деле себя ощущаю. Мне очень важен этот регулярный ритуал, мне важно напоминать себе о смирении.

Для меня это стало настоящим откровением. Оказалось, что смирение не лишает внутреннего стержня, а всего лишь напоминает, что ты еще не все знаешь и можешь с гордо поднятой головой и энтузиазмом продолжать учиться.

В семье моих родителей было принято быть благодарным за то, что у тебя есть, и я стараюсь продолжать эту традицию со своими детьми. Перед ужином каждый из нас говорит, за что он благодарен сегодня, нужно назвать хотя бы одну вещь.

Рик. То есть духовность для тебя — в первую очередь, про веру в Бога. Что тебе дает эта вера?

Мэттью. Моя вера дает мне смелость идти в темноту. Я знаю, что Бог всегда со мной, даже если я ухожу далеко. Когда я играл Раста Коула в «Настоящем Детективе», я мог позволить себе уйти в самые темные уголки его философии — а она была темнее некуда, — потому что знал, что моя вера крепка.

И еще я замечал, что когда я чувствую себя наиболее духовно наполненным, мое чувство юмора начинает работать на меня. Все, что обычно раздражало и бесило меня, теперь просто веселит, лишний раз напоминая о том, что я далеко не все знаю.

Рик. Ты суеверный?

Мэттью. Я люблю логику и критическое мышление. С другой стороны, в моей жизни были просто невероятные совпадения, глядя на которые, я определенно чувствую, что там происходило что-то странное, необъяснимое.

Но когда люди изо всех сил пытаются увидеть во всем знаки, это как будто бы мешает ангелам делать свою работу, понимаешь? Если ты видишь божественное провидение во всем, то ты просто не видишь Бога по итогу. Если ты слишком много времени проводишь, размышляя, что означает каждое маленькое событие, ты можешь упустить что-то по-настоящему стоящее. Люди порой буквально сходят с ума из-за предрассудков.

Рик. Во что, кроме Бога, ты веришь?

Мэттью. Я верю в людей. Я верю, что мы можем стать лучше, и это важно, даже если движение будет минимальным. Я не хочу сдаваться и говорить, что ж, такова жизнь. Я хочу верить, что мы можем изменить что-то, даже если это кажется невозможным.

При этом с возрастом я понял, что не могу сражаться за все. Нужно выбирать правильные битвы, ведь наше время ограничено. Я стараюсь быть скептиком, но не циником. Цинизм — это болезнь, которая убивает нас раньше времени.