Обычно диагностика психических расстройств происходит следующим образом: пациент рассказывает о своем состоянии и заполняет опросники, а психиатр из этого рассказа, результатов тестов и собственных наблюдений вычленяет симптомы вроде ухудшения настроения, потери аппетита и снижения либидо, определяет их тяжесть и продолжительность. Именно так психиатр и ставит диагноз. Иными словами — на основе субъективного рассказа и субъективных оценок.

Проблема в том, что далеко не всегда при таком подходе удается выявить психические расстройства. Симптомы порой явно не проявляются, но даже если они вполне очевидны, врач не всегда может истолковать их верно. Например, биполярное расстройство легко перепутать с депрессией, потому что люди склонны обращаться за помощью во время депрессивного эпизода. При этом неправильный подбор лекарств может спровоцировать эпизод мании и ухудшить состояние. А еще депрессию можно перепутать с непсихиатрическими болезнями вроде гипотиреоза: симптомы крайне похожи.

Непсихиатрические заболевания диагностируют иначе. Врач не только собирает анамнез, но и смотрит на биомаркеры. Они-то и помогают объективно оценить развитие патогенного процесса в организме пациента или реакцию организма на лечение. Рентген показывает, что кость сломана. Биопсия определяет, злокачественная ли опухоль. Измерение артериального давления позволяет оценить риск инсульта. Анализ крови на уровень глюкозы диагностирует диабет. Почему же психические расстройства не диагностируют так же?

Теории депрессии

Чтобы идентифицировать тот самый биомаркер, который бы указал на наличие депрессии, нужно основательно изучить болезнь. В этом-то и проблема: современной науке известны симптомы депрессии и физиологические изменения, которые ей сопутствуют, — но не причины.

Однако гипотез ее возникновения приличное количество. Некоторые объясняют расстройство с точки зрения психологии: говорят, например, что депрессия возникает из-за негативного опыта, такого как потеря близкого человека, или из-за систематических когнитивных ошибок, которые делают мышление негативным. Другие теории сосредоточены на возможных биологических причинах депрессии — и каждая из них предлагает своего претендента на роль биомаркера депрессии. Вот наиболее убедительные.

Гипотеза 1. Химический дисбаланс и моноамины

Нервная система состоит из узкоспециализированных клеток — нейронов. Когда нейрону нужно передать информацию другому нейрону или клетке с помощью химических сигналов, он использует молекулы-посредники — нейромедиаторы, в том числе моноамины — норадреналин, дофамин и серотонин. Дофамин — часть системы вознаграждения мозга и связан с мотивацией и чувством удовлетворения, серотонин регулирует настроение. Они также важны для нормального обучения, памяти, сна и даже двигательных функций. Норадреналин повышает бдительность и возбуждение и отвечает за способность концентрироваться.

Согласно моноаминовой теории, дефицит этих трех нейромедиаторов в нервной системе: дофамина, серотонина, норадреналина — вызывает депрессию. Получается, что биомаркеры депрессии — концентрация метаболитов моноаминов в спинномозговой жидкости, крови, моче. Не в центральной нервной системе: увы, измерить их в живом мозге нельзя, поэтому приходится опираться на косвенные данные.

Гипотеза 2. Ось HPA и гормоны стресса

Многие исследования связывают развитие депрессии с повышением концентрации «гормонов стресса»: кортизола, кортикотропина и кортикорелина. Выработку этих гормонов контролирует гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковая ось (ось HPA). Гипотеза стресса утверждает, что нарушение в функционировании оси HPA приводит к возникновению депрессии. Тогда биомаркеры депрессии — концентрация гормонов стресса в моче, крови, слюне и спинномозговой жидкости. 

Гипотеза 3. Нейропластичность и факторы роста

Уменьшение нейрогенеза, то есть замедление создания новых нейронных связей в мозге, особенно в области гиппокампа, обычно сопутствует депрессии. Лечение антидепрессантами, наоборот, увеличивает выживаемость нейронов и стимулирует нейрогенез. Неизвестно, где причина, а где — следствие, но изменения в мозге можно поймать на молекулярном уровне. Так, при депрессии в крови становится меньше нейротрофического фактора мозга и инсулиноподобного фактора роста-1. Первый регулирует синаптическую пластичность — способность мозга изменяться под действием опыта и восстанавливаться после повреждения. Второй отвечает за рост и поддержание жизни клеток в периферических тканях, а также обучение нервных клеток определенной «специальности» в организме. Соответственно, биомаркеры депрессии — концентрация нейротрофического фактора мозга и инсулиноподобного фактора роста-1 в крови.

Гипотеза 4. Нейровоспаление и цитокины

Цитокины — молекулы, с помощью которых иммунная система запускает или подавляет воспаление в организме, — важны для развития мозга, участвуют в нейрогенезе и передаче информации между нейронами. Они способны влиять на поведение. Если провоспалительных цитокинов много, это вызывает нарушения сна и потерю аппетита, снижает удовольствие от жизни и настроение и лишает желания общаться.

Состояние знакомо по банальной простуде и по сути представляет важный эволюционный механизм: организм сохраняет энергию, чтобы направить ресурсы на борьбу с болезнью, при этом она не передается другим людям. Но если воспалительная реакция затянулась, воздействие цитокинов на организм становится хроническим — и, по-видимому, может незаметно повредить клетки мозга и привести к депрессии. Цитокины, на уровень которых в крови прежде всего стоит обратить внимание, — интерлейкин 1, интерлейкин 6, фактор некроза опухоли-α и С-реактивный белок.

Так кто же все-таки прав?

Неизвестно: пока все теории депрессии остаются только теориями. Но уже сейчас понятно, что диагностировать депрессию по одному из тех биомаркеров, которые эти теории предлагают, не получится. Ни один из них не обладает достаточной специфичностью. Те же биомаркеры можно наблюдать при других расстройствах вроде шизофрении и биполярного расстройства или непсихиатрических заболеваниях, например, иммунных, таких как артрит.

Альтернативный подход в 2011 году предложили американские исследователи. Они решили собрать панель биомаркеров, которая измеряет множество биологических аномалий депрессии. В нее включили нейронные и имунные биомаркеры, а также эндокринные и метаболические факторы. 

Позже они протестировали панель из 33 иммунно-нейроэндокринных биомаркеров на почти тысяче пациентов. Панель оказалась достаточно точной. Лучше всего метод предсказал расстройство у людей с первым эпизодом депрессии без хронических непсихиатрических заболеваний. Но оставалась та же проблема — получится ли определить психическое нарушение у людей с другими хроническими заболеваниями, которые могут влиять на те же биомаркеры, что и в панели? Пока ответа нет.

Диагностику по биомаркерам усложняет и то, что одно и то же расстройство может выглядеть по-разному. Допустим, некий человек с депрессией не чувствует никакой радости от любимых занятий, его настроение на нуле или даже ниже. Другой, тоже с депрессией, не имеет классических симптомов вроде подавленности и апатии, а жалуется на отсутствие аппетита и головные боли. Одинаковый ли набор биомаркеров сработает на них? Необязательно. При меланхолической депрессии, как в первом случае, часто нарушается HPA-ось: увеличивается концентрация кортизола и других гормонов стресса. При соматической депрессии, как у второго человека, этого может вовсе не происходить.

Персонализированное лечение 

Ученые пытаются решить эти проблемы, например — определить подтипы депрессии и найти нейронные корреляты для каждого. Пока же исследования точной диагностики психических расстройств — клубок нераспутанных нитей. Нельзя просто сдать кровь и узнать, есть ли у человека расстройство и депрессия ли это или шизофрения. Но биомаркеры могут помочь подобрать правильное лечение для конкретного человека — и это технологии уже ближайшего будущего.

Исследователи нейровоспаления предлагают измерять воспалительные цитокины в крови — и исходя из этих данных прописывать тот или иной препарат. Именно так группа ученых в 2019 году попыталась предсказать, будет ли эффективным лечение пароксетином и венлафаксином — довольно распространенными антидепрессантами. Однозначных биомаркеров для венлафаксина определить не удалось. Но получилось для пароксетина. Ими оказались интерлейкин 10, интерлейкин 6 и фактор некроза опухоли-α. Так, когда в крови человека повышался уровень интерлейкина 10, депрессия ослабевала. Но главное — его исходный уровень и правда предсказывал, подействует ли пароксетин: если цитокина много, прогноз благоприятный. 

А ученые из Китая и США разработали искусственный интеллект, который способен предсказывать эффективность лекарств на основе ЭЭГ. Сначала они обучили программу: дали обработать базы данных с ЭЭГ и результатами крупнейшего плацебо-контролируемого исследования антидепрессантов. Искусственный интеллект определил особенности электрических импульсов мозга тех, кому антидепрессанты помогают. После программу подключили к эксперименту, и та точно определила, какие участники ответят на лечение сертралином — по специфическому изменению мозговых волн. Тем же людям, кого искусственный интеллект отсеял, больше помогали психотерапия и транскраниальная магнитная стимуляция, чем медикаменты.

И это уже не попытки отгадать по симптомам, сработает антидепрессант или нет. Подход может по-настоящему изменить психиатрическую практику. Сейчас чтобы узнать, поможет ли антидепрессант, нужно его принимать. Не становится лучше — начинать все заново с другим препаратом. Но если действовать не вслепую, а определить эффективные таблетки заранее или вовсе выбрать другой метод лечения, это сэкономит время, деньги и силы человека с депрессией — и не даст ему отчаяться в поиске исцеления.