«Больше контроля над происходящим в жизни. И, во многом, свобода»

Дмитрий Рыжов занимался математикой, работал в IT, пытался запускать свои стартапы и играл в музыкальных коллективах. А затем решил изменить свою жизнь: стал совладельцем 50-футовой яхты Perola do Mar («Жемчужина моря») и вместе с партнером начал строить бизнес по организации «крутых путешествий» в далекие и труднодоступные акватории Мирового океана. Reminder поговорил с Дмитрием о том, почему он увлекся яхтингом и как это изменило его жизнь.   

— Есть ощущение, что в последние годы много людей увлеклись яхтингом в том или ином его виде. То есть, мы говорим не про владельцев суперяхт, а про обычных людей. Когда это увлечение началось, как вам кажется?

— Думаю, года три-четыре назад. Мне сложно быть объективным: когда вы заводите собаку хаски, то немедленно замечаете, как много хаски вокруг.

— А как и почему вы начали этим заниматься?

— Совершенно случайно. Лет семь назад друг позвонил и сказал: «Давай пойдем учиться на капитанов парусных яхт». Он где-то что-то про это прочитал, и никакой предыстории в этой области у нас не было. Я сперва сказал: «Ты что, с ума сошел?» А потом перезвонил ему сам и сказал: «Ну, пошли». Решение было интуитивным: я чувствовал, что мне нужна совершенно новая волна — и в итоге это оказался perfect match.

Мы пошли втроем с двумя друзьями: сначала учились в Подмосковье на водохранилище, потом прошли морскую практику на Балтике, под Выборгом. Потом мы с тремя смелыми и надежными товарищами взяли лодку в аренду на Средиземном море и сделали первое маленькое путешествие. А затем все время продолжали учиться сами: читали, смотрели ютуб, ходили с другими капитанами, брали в аренду яхты во все более сложных акваториях. Перед ковидом я еще три недели учился у голландцев и итальянцев на сертификат RYA Yachtmaster Offshore.

— Что вы делали до того?

— До 25 лет я занимался математикой: писал статьи, читал лекции. Это была чистая наука — вдохновленная различными практическими приложениями, но не привязанная к ним. Затем работал в EdTech: пробовал сделать стартап, потом руководил проектом внутри компании Учи.ру: мы делали учебные курсы по математике для средней и старшей школы. Потом я пробовал запустить еще один IT-бизнес, снова неудачно. Затем работал аналитиком в венчурном фонде и занимался частным преподаванием математики. И играл в составе пары коллективов джаз, фанк и соул, на баяне. Отсюда никнейм: «Капитан Баян». Три основных деятельности у меня было.

В какой-то момент я прекратил не только работать, но и вообще всякую внешнюю деятельность, и стал разбираться, почему мне очень сложно жить. Сперва я убеждал себя, что остановиться — это взвешенное решение, но быстро понял, что других вариантов просто не было. Почти год я занимался своим психологическим состоянием сам: читал книжки, смотрел ютуб, много писал и делал разные упражнения. И постепенно понял, что без специалиста двигаться дальше будет неэффективно. Тогда я стал искать психотерапевта. У меня уже был опыт терапии, но не вполне удачный, и после самостоятельной работы я уже знал довольно конкретно, чего хочу. С терапевтом, которую я нашел, мы работали полтора года. Она сразу направила меня к психиатру с подозрением на депрессию. Психиатр поставил клинический диагноз — дистимия (хроническая депрессия), и выписал таблетки. Это было весьма вовремя, потому что я находился в уже весьма тяжелой фазе.

Многих знакомых это бы удивило: я же вроде не лежал зубами к стенке, был весь такой «жизнерадостный» и активный. Но на самом деле, во-первых, иногда лежал, а во-вторых, это была скорее хорошая мина при плохой игре: внутри я чувствовал себя прескверно, но больше всего боялся дать этому слабину. У меня, кстати, есть несколько достаточно точных аллегорий про депрессию, но это тема для отдельного разговора.

Итак, я начал бороться с дистимией одновременно с помощью психотерапии и фармакологии. И после того, как я вышел из тяжелой фазы, то смог наконец начать устойчиво заниматься тем, что мне нравится больше всего: это бизнес, и это яхтинг. В tech мне тоже хотелось бы вернуться, я не теряю связи с этим миром. Музыка же пока отошла на периферию.

— Как случился этот переход от того, как яхты для вас были просто хобби, а потом стали основным занятием?

— В этом вопросе две части. Первая: почему? И вторая: как именно? Вообще, мне кажется, яхтинг вообще стал популярным, потому что это совершенно другой lifestyle. Путешествие под парусом сильно отличается от наблюдения за морем с берега и от путешествий на паромах или круизных лайнерах. Все по-другому, потому что с морем есть гораздо более близкое соприкосновение. Мне кажется, наблюдение за стихией, горизонтом, волнами, взаимодействие с ветром — все это само по себе обладает терапевтическим эффектом. Это как смотреть на огонь или бежать: мысли упорядочиваются и гармонизируются. 

Помню себя после первого своего большого путешествия на яхте, когда мы с друзьями на две недели взяли несколько лодок и ходили по греческим островам. Я чувствовал какую-то невероятную легкость, уверенность, освобождение от груза проблем, которые перестали быть важными. Помню, ехал в московском метро, и не было ни злости, ни раздражения, а просто недоумение: что все эти люди делают здесь, под землей?

— Что за люди обычно покупают яхты? Можно ли нарисовать какой-то портрет среднестатического владельца яхты, если мы не говорим о яхтах за сотни миллионов долларов?

— Конечно, ходить под парусами — это «самый дорогой в мире способ путешествовать бесплатно», потому что лодки находятся в агрессивной среде, и постоянно нуждаются в ремонте. Но у яхтинга есть особенность, которая, пожалуй, определяет портреты яхтовладельцев. Он sustainable (устойчивый). При должном подходе ты тратишь действительно мало ресурсов и можешь, не знаю, детей растить на лодке все — что угодно. Например, возьмем дайвинг или параглайдинг — жить под водой или в небе невозможно. А лодка позволяет заниматься тем, чем ты хочешь заниматься, и одновременно жить и перемещаться. По стилю владельцы яхт больше всего похожи на кемперов — людей, которые живут в домах на колесах. Это ближайший сухопутный аналог.

Дальше два основных сценария. Если лодка — часть коммерческого проекта, чартерная или, как у нас, экспедиционная, то она активно и много ходит, и на ней обычно сменяемый профессиональный экипаж. В этом случае люди обычно не особо считают затраты на стоянки или топливо, не ждут, пока будет какой-то идеальный ветер: ведь главное — эффективность бизнес-процессов. Скажем, чартерная лодка: если только не будет суровой погоды, шторма, она все равно пойдет куда-нибудь. Будет «моторить» — и ничего страшного, если сожгут лишние 100-200 литров дизеля: это все равно отпуск, и все равно расходы делятся, скажем, на шестерых или на восьмерых.

Если же лодка частная, некоммерческая, то большая часть владельцев — на пенсии или в саббатикале. Их лодки чаще всего стоят на якоре, а не в марине: это, с одной стороны, сильно снижает косты, а с другой — обеспечивает достаточное privacy. Яхтсмены часто стоят на якорных стоянках неделями и месяцами: 90% времени лодка стоит, а 10% времени куда-нибудь идет. Сейчас появляется гораздо больше людей, которые работают с лодки. В том числе поэтому в пандемию рынок лодок для семейного путешествия, 40-50 футов длиной, просто взлетел до небес. Не только потому, что пандемия нарушила цепочки производства новых лодок. Все больше людей переходило на remote, и люди понимали, что их гораздо меньше вещей держит на суше.

Нужно понимать, что есть ограничения. Мне на ум приходят такие трилеммы, как «ум, честность и партийность» у Фаины Раневской, или «безопасность, децентрализация и масштабируемость» в блокчейне: можешь выбрать два из трех, но не все три сразу. В случае жизни на лодке это трилемма «ремонт, переходы и работа». Можно ремонтировать лодку и работать, но тогда ты стоишь. Можно работать и ходить — но тогда о ремонте забудь. Или активно ходить и одновременно чиниться — но тогда уже никакой работы.

Так или иначе, яхтовладельцы — это люди, которые хотят чувствовать больше контроля над происходящим в своей жизни. Это совсем другая степень ответственности за свои решения, другой нерв жизни. И, во многом, это свобода.

— Я был уверен, что люди покупают яхты в основном для того, чтобы путешествовать, а не стоять на якоре или удаленно работать на ней.

— Лодка требует много вложений, и если совсем не работать, деньги очень быстро заканчиваются. Пожалуй, это возможно, если запаса денег хватает на годы — тогда это, чаще всего, люди постарше, которые предпочитают более размеренный образ жизни и не торопятся прыгать с места на место.

Нет одинакового для всех яхтинга. Он зависит и от самой лодки, и от характера ее использования: акватории, маршрутов, сезона, и, конечно, от экипажа. Но вообще есть очень разные сценарии. И это очень зависит не только от характера использования лодки, но и от акватории, маршрутов, сезона. Можно в теплой акватории ходить от бухточки к бухточке, когда не будет никакого ветра, это будет чилл. Можно участвовать в любительских регатах — есть люди, которые угорают по соревнованиям. Можно быть профессиональным спортсменом — это долгая, интересная, непростая карьера. Тогда не обязательно, чтобы лодкой владел сам спортсмен: она строится по стандартам класса и участвует в определенных соревнованиях, подходящих для этого класса. А владеют ею часто спонсоры, которые, в свою очередь, нанимают спортсмена или команду для участия в гонке.

Можно заниматься блоггингом и делать из своего путешествия медиа-проект. Это тоже непросто, в том числе, как мне это видится, психологически: либо ты готов выворачивать наизнанку свое белье, либо тебе приходится идти на многочисленные компромиссы в своей жизни. 

В общем сценариев действительно много. Наш сценарий — экспедиционный чартер, путешествия в необычных для большинства лодок местах и сезонах. Это бизнес, который я считаю достойным, этичным, интересным, и на который мне не жалко потратить существенную часть своей жизни.

— А в чем заключается цель вашего бизнеса и из чего состоит сам бизнес?

— У меня есть компаньон — Максим Волошин: он серийный фаундер в IT, начинающий капитан и просто очень интересный и порядочный человек. Мы с ним купили парусную лодку, на которой можно ходить по любым акваториям — то есть, с прицелом в том числе на высокие широты и ледовую навигацию. Она довольно большая — 50 футов по корпусу плюс бушприт, двухмачтовая, стальная, и очень вместительная. Эта лодка была построена 25 лет назад в ЮАР по проекту замечательного яхтенного дизайнера, Дадли Дикса. Наша цель — сделать из нее лучшую в мире арктическую шхуну.

— Арктическая шхуна звучит немного странно, для меня путешествия на яхте скорее ассоциируются с тропиками, с теплом. 

— Ходить там, где теплое море, где можно искупаться, посмотреть на коралловые рифы — очень классно. Мы тоже это очень любим и обязательно будем это делать. Но не хочется всю жизнь ограничиваться только этим. Так можно и со скуки помереть.

Идея нашего бизнес-проекта в том, что мы дизайним очень крутые путешествия, которых нет ни у кого. Называется проект — Xploration. Для англоязычной аудитории у нас есть инстаграм (принадлежит компании Meta Inc., которая в России признана экстремистской организацией и запрещена), а для русскоязычной мы недавно завели специальный канал в телеграме. Он пока совсем небольшой. До этого основным рупором был мой личный канал, который больше про персональные наблюдения.

Мы постепенно движемся в акватории, где больше почти никто не ходит, и стараемся попадать в такие места, в которые сложно попасть иначе, чем на парусной лодке. Это как не очень интересно ехать на велосипеде вдоль автострады, потому что там можно ехать и на машине. Гораздо интереснее ехать на нем по каким-то другим местам. Мы, в том числе надеемся, что на горизонте пары лет у наших путешествий появится и научная составляющая, и тогда мы сможем полноправно называть их экспедициями.

— Сколько стоила ваша лодка, если это не секрет?

— Лодка стоила 80 000 евро, плюс около 15 000 ушло на ее поиски, проверку, оформление документов, подготовку к первому выходу. Потом мы ее перегнали в Турцию, полностью разобрали, до голого металла, и собрали по новой. Это заняло существенно больше времени, чем мы планировали, и потребовало существенно больше денег. Зато мы очень довольны результатом. И хотя некоторые узлы все еще требуют некоторой доработки, мы уже обкатали первый сезон после рефита, это около 2000 миль по зимней Средиземке.  

— А где лодка сейчас?

— Сейчас лодка находится в Барселоне, и в ближайшее время, во время весеннего сезона, выйдет в океан. На летний сезон мы хотели захватить севера — Норвегию, Фареры, Исландию — но не уверены, что получится в этом году, уже из-за бюрократических сложностей. С расширением географии путешествий дело движется медленнее, чем хотелось бы. Но даже то, что мы делали и будем делать сейчас, сильно отличается от масс-маркета — и по сочетанию географии и сезона, и по конкретным маршрутам.

— Вы рассчитываете в основном на русскоязычную аудиторию?

— Мы думали, что в первые пару лет будем ходить с русскоязычными командами, но стали международными быстрее, чем планировали, из-за начала войны. Сейчас — пятьдесят на пятьдесят, поэтому основной язык общения на борту предполагается английский. Естественно, тет–а-тет люди разговаривают и по-русски, и по-английски, и по-испански, да как угодно.

— Какой ваш личный план участия в проекте?  

— Пока мы продолжаем настраивать системы и делать документацию по системам яхты, я остаюсь ее бессменным капитаном. Лодка действительно необычная, она отличается от масс-продакшн, где все более-менее одинаково. Но на горизонте нескольких месяцев мы уже сможем приглашать хороших и надежных капитанов, чтобы они дизайнили путешествия вместе с нашей командой и вели их. И таким образом, я остаюсь просто одним из капитанов в нашей же команде и перестаю быть рабом лодки — а кроме того, мы сможем расширять флот. Вообще, в перспективе, мне хотелось бы проводить в море около 30% своего времени.

— Чему вас научил яхтинг? Что он изменил в вас — если изменил, конечно

— О, это хороший вопрос! Честно говоря, einmal ist keinmal (один раз не в счет): я не могу прожить часть своей жизни еще раз и проверить, научил ли меня этому именно яхтинг или что-то еще. Но вообще, жизнь на яхте — это выпуклая версия обычной жизни, она превращается в большую игру с собственными чувствами. Страх, контроль, взятая ответственность — все становится явным. Видишь, когда ненастоящий контроль произрастает из страха, а когда настоящий — из взятой ответственности. Видишь, например, что нужно позволять себе бояться.

Есть фраза: «The sea finds out everything you’ve made wrong», море обнаружит все, что ты сделал не так. Она о том, что в море не бывает мелочей. Забыл сбухтовать веревку — она попала в воду, намоталась на винт, заблокировала двигатель, лодку снесло на скалы и разбило. Капитан не попросил экипаж заранее примерить спасжилеты — пошел откапывать их на волне из рундука носовой каюты — укачался — начал принимать неправильные решения. Это реальные известные мне примеры, и подобных историй — не счесть.

Жизнь в море развивает в любом яхтсмене так называемый «360 vision»: важно знать, что происходит не только на лодке, но и вокруг, в море лодка очень зависит от погоды. Что мне всегда давалось с большим трудом — это терпение. Например, ветер скис, и можно сейчас убрать паруса или подождать десять минут: пройдешь полмили, и задует снова. Если, конечно, задует. 

Мы обсуждали, что в море очень высока степень ответственности за решения. Но это касается лишь того, что находится в пределах твоего контроля — надо признавать, что многое вне его пределов, и учитывать это действиях. Помню, как-то на Карибах мы бросили якорь и высадились на пляж на надувной лодке, и мой друг Дима стал воевать с океаном. Вбегал в волны, бил по ним руками и ногами, кричал: «Океан, хватит, перестань! Уууххх, я тебе сейчас покажу! Я тебя побежу!» Не знаю, смешно ли это слышать в пересказе, но тогда это было уморительно, мы падали от смеха. Наверное, потому, что в том переходе мы целый день шли против ветра и волн, и четко понимали, насколько мал ты по сравнению с этой стихией, и насколько неподвластна она твоему контролю.

Есть и другая классная фраза: «There are two types of sailors: those who run aground, and those who are liars», есть два типа моряков: те, которые иногда садятся на мель, и лжецы. Она про то, что каждый будет совершать ошибки, это нормально. Больше того: это обычная история, когда на лодке что-то не в порядке. И главная задача — приоритизировать усилия и работать над тем, чтобы уровень этого «не в порядке» был минимален и не начинал реально угрожать безопасности. Поэтому на лодке безопасности посвящено абсолютно все, и у безопасности очень много слоев.

Больше того, на лодке понимаешь, что один из самых важных элементов безопасности — это комфорт. И что среди очевидно ограниченных ресурсов вроде топлива или пресной воды есть самый важный ресурс: силы экипажа. Начинаешь критически относиться к призывам выходить из зоны комфорта: зачем из нее лишний раз выходить, если в комфортном состоянии ты эффективнее и, зачастую, счастливее? Из зоны комфорта нужно стараться выходить лишь тогда, когда у тебя есть четкий и реалистичный план, как входить в нее обратно. Это может звучать странно из уст человека, который собирается делать океанские путешествия в Арктику на небольшой лодке, но так и есть.

Ну и, конечно, самое важное — это взаимоотношения в экипаже. За неделю в море можно узнать человека лучше, чем за год плотной совместной работы на суше. И лучше провести эту неделю в корыте в грязной луже с людьми, которые тебе нравятся, чем ту же неделю — на суперъяхте на тропических островах с теми, кто тебе неприятен. Поэтому мы обязательно собеседуем людей, которые оставляют заявки.

Это все — про правильный сеттинг. Мы хотим помещать в него людей и давать морю делать все остальное. Лучшим сеттингом наша команда считает состояние исследования — именно поэтому мы назвали проект Xploration. Это включает в себя такой дизайн путешествий, в котором место исследованию есть на нескольких уровнях: исследованию моря, берегов, как они изменились после того, как мы совершили переход и, конечно, исследованию себя в море.  

Пересечешь Северное море — попадешь из абсолютно плоской Голландии с ее ваттами во фьорды Норвегии. Пересечешь хотя бы небольшое Миртойское море, это древнегреческое название западной части Эгейского моря, — и обнаружишь, что берега более влажные, а жители больше предпочитают собак, а не кошек — а сами кошки, кстати, теперь другой расцветки. Даже не обязательно совершать длинные переходы, иногда пейзаж меняется за десять минут, в том числе, из-за погоды. Плюс есть еще собственно слой восприятия самого моря и его обитателей: дельфины, киты, рыбы, медузы, течения, ветра, формы волн, цвет воды. И это мы про внешнее, не про внутреннее, а там все еще интереснее.

— Не бывает ли у вас в море ощущения FOMO, что пока вы на яхте, вы пропускаете что-то важное, что в это время происходит в мире?

— Неа, совсем нет. Иногда, правда, бывает жалко времени, когда ты копаешься в машинном отделении, вытирая масло из поддона двигателя, но это никогда не про то, что «вот на суше-то жизнь, а тут — нет». Нет, в море всегда — жизнь.