У вас нет таланта? Вам уже поздно браться за что-то новое? Вам хотелось бы сменить профессию, но кажется, что она не подходит для женщины (или для мужчины)? Такие стереотипы — одно из главных препятствий на пути к цели, считает Настя Травкина. Научная журналистка и автор телеграм-канала «Настигло» изучила их на своем примере, когда решила изменить свою жизнь, избавиться от бедности и зависимостей. Своим опытом самотрансформации она поделилась в книге Homo Mutabilis. Reminder поговорил с ней о том, какие именно стереотипы мешают нам меняться к лучшему и какие подходы помогают от них освободиться. 

— Одни считают, что человек может изменить себя полностью, а другие —что он вообще не меняется. Где правда?

— Я не согласна с позицией «можно изменить что угодно, если сильно захотеть». В ней слишком много наивной веры в магию, как ее представляют себе дети. Но я не соглашусь и с теми, кто говорит, что человек — такой, какой есть, и никогда не изменится. Это противоречит науке. Нервная система человека пластична. То же относится и к личности, потому что это результат работы нервной системы. Причем в отличие от других систем организма, например, пищеварительной или репродуктивной, которые тоже способны меняться под влиянием образа жизни и среды, нервная система, включая мозг, может меняться под влиянием наших убеждений. Например, мы лучше запоминаем то, что кажется важным лично нам, и не запоминаем то, что нас не волнует. 

Так что есть вещи, которые мы можем изменить, но есть и такие, которые изменить нельзя — можно лишь управлять их последствиями. Я написала книгу Homo Mutabilis как раз для того, чтобы с помощью науки помочь читателям отличить одно от другого. Люди могут меняться, и даже довольно кардинально, при нескольких условиях: если они осознают, что именно они хотят изменить; если понимают, почему то, что они хотят изменить, работает именно так; если знают, в какую сторону они хотят это изменить и к чему прийти; если адекватно подбирают инструмент воздействия; и если регулярно наблюдают за ходом своего эксперимента и корректируют его в зависимости от результатов.

— А мешает ли эта убежденность — что человек не меняется — саморазвитию?

— Да. Это такая психологическая установка, которая усваивается в семье и школе и часто связана с эмоциональными переживаниями. Например, в пылу ссор мы могли слышать от родителей фразы вроде «ты такой же, как твой отец!» или «математика — это явно не твое». Ребенок некритично относится к суждениям взрослых и усваивает их как данность. Вырастая, мы начинаем думать так же о других: если я не меняюсь, значит, и другие не могут меняться. Мы соответствующим образом выстраиваем свой опыт. Если математика — не мое, значит — не буду и стараться. Такие установки, которые предопределяют результат, называют самосбывающимся пророчеством: предсказал себе низкий результат, построил под него действия — и пророчество «сбылось». 

— Какие еще стереотипы мешают саморазвитию? 

— Один из самых вредных стереотипов — «мне уже поздно»: учиться, осваивать что-то новое, исправляться и так далее. И его наукообразный вариант: якобы только детский мозг способен учиться эффективно. Детский мозг действительно учится особенно быстро. Но способность учиться не исчезает никогда. Разница между обучением у детей и взрослых людей в том, что примерно до 25 лет мозг способен обучаться почти в пассивном режиме — просто на основании всего того, что с ним случается. А после 25 необходимо особое внимание и усилие, чтобы вызвать выброс ацетилхолина и норадреналина, запускающих механизм взрослой пластичности мозга. 

На втором месте в моем антирейтинге, пожалуй, стереотип о том, что существуют «врожденные» способности, а значит, тем, у кого их нет, стараться бесполезно. Это неверно: способности развиваются под воздействием среды, а наши представления о спонтанной гениальности обусловлены мифами и культурными стереотипами. Например, основоположник искусствоведения Джорджо Вазари сочинил прелестную историю о мальчике-пастухе, который угольком на камушке рисовал овец с натуры так реалистично, что его взял к себе в ученики знаменитый флорентийский живописец, а затем из этого мальчика получился великий художник Джотто, предвестник эпохи Ренессанса. Современные исследователи считают, что это сказка, а Джотто родился во Флоренции в семье кузнеца. Это значит, что его отец был уважаемым членом общества, высококвалифицированным мастером, и мог обучать сына ремеслу с раннего детства. Но людям проще поверить в чудесное озарение, чем в закономерные результаты многолетней работы.

И, конечно, в мой топ входят стереотипы, связанные с представлением о том, что интеллектуальные способности зависят от пола: якобы есть «мужской мозг» и «женский мозг». Причем мужской лучше справляется с абстрактным мышлением и рациональным планированием, а второй — с эмоциями и пониманием других людей. На самом деле исследования показывают, что при сканировании мозга довольно трудно определить пол человека, наши мозги не делятся на два типа — мужской и женский, а мозаично разнообразны. Просто из-за того, что мозг пластичен и легко учится, особенно в детстве, на его работу могут оказывать влияние гендерные нормы воспитания: выбор игрушек, занятий, отношение и суждения окружающих, связанные с полом ребенка. 

— Иногда кажется, что подобные стереотипы о себе преодолены, но они потом все равно возвращаются в виде синдрома самозванца. Как с ним бороться?

— Во-первых, стоит осознать, что «одаренность» и «посредственность» — это тоже ригидные стереотипы, которые противоречат тому, что мы знаем о работе мозга: усилия приводят к росту, отсутствие усилий приводит к упадку. Нет никаких заданных навсегда способностей. Труд приводит к росту, и это закономерно, что вчера ты был никто, а сегодня эксперт. 

Во-вторых, стоит увидеть, что социальный статус человека действительно во многом — продукт общественного договора. Тут как с биткоинами или акциями публичных компаний: их стоимость — результат того, что мы все договорились, сколько они стоят. Так и наш статус действительно во многом зависит от подачи и того, насколько нам верят другие. Поэтому привкус фиктивности — это нормально, ведь люди частично живут в пространстве воображаемого, пространстве символов.

В-третьих, важно понять, что все мы — самозванцы. Мы все рождаемся «никем» и затем конструируем свою личность как художественное произведение.

В общем, мне кажется, нужно не бороться с синдромом самозванца, а осознать его философскую подоплеку, как в знаменитом монологе у Шекспира, который начинается словами «весь мир — театр», продолжается перечислением ролей, которые мы играем, и заканчивается смертью. Да, все наши ипостаси — это роли, и все они закончатся, как сама жизнь. Поэтому, пока живы, можно поиграть.

— С саморазвитием понятно, а что насчет счастья и внутренней гармонии? Какие стереотипы мешают им?

— Мне кажется, это стереотип о необходимости счастья. Я не пропагандирую несчастье и страдания, но важно не переоценивать счастье. Мы периодически ощущаем удовлетворенность — например, после обеда. Известный факт: судьи после обеда выносят больше оправдательных приговоров — это эффект «молекулы счастья», серотонина. Эндорфиновая эйфория доступна, например, после аэробных упражнений, в том числе бега. Опиатное блаженное забытье наступает во время бурного оргазма после долгого секса. Прелесть счастливых состояний именно в том, что они в нормальном варианте вполне доступны, но временны. Я думаю, избавиться от стереотипа о том, что нужно перманентно быть счастливым, — это один из важных шагов к внутренней гармонии. 

В то же время наше увлечение здоровьем, счастьем и эффективностью, по-моему, часто рассыпается от простого вопроса — зачем. Нам не хватает не столько счастья, сколько смысла. Смысл тоже имеет биологическое воплощение и связан с дофамином и долгосрочным вознаграждением, которое мы воображаем в конце пути: победа над раком или бедностью, всеобщее уважение и любовь и так далее. Получается, проблема счастья/смысла — это проблема баланса между нейромедиаторами удовлетворенности и нейромедиаторами неудовлетворенности и мотивации. С учетом того, что у каждого свои индивидуальные особенности, влияющие на характер работы этих двух систем, наладить их взаимодействие хотя бы у себя — это уже немного «дзен».

— Во время написания книги вы углубились в нейронауки. Это помогло вам изменить свою жизнь? 

— В первую очередь помогла не нейронаука, а честность с самой собой: если я игнорирую свои потребности, я все делаю хуже — и работаю, и понимаю, и чувствую. Изучение мозга помогает понять, что противопоставление «железной воли» сознания телу — ошибочно. Сейчас мне кажется более верной идея, что сознание не противостоит телу, а является его частью, скорее, не интегральной, а эмерджентной, то есть не суммой всех частей, а новым свойством комплексной суммы. И эти части должны работать сообща, в ладу, как и другие части организма. Вот три открытия, которые стали лично для меня важными.

Первое: лень — не порок или слабость, а разумный отказ организма делать невыгодные ему усилия, отсутствие биологической мотивации.

Второе: мотивация имеет в основе биологические процессы, основная цель которых — «лоббировать» выгодные для организма решения, поэтому концепция «силы воли» работает очень ограниченно.

Третье: заставлять себя или другого — менее эффективная стратегия, чем организовать мотивирующую среду, в идеале — за счет правильного распределения вознаграждений в соответствии с усилиями.

Мои главные принципы: быть честной с собой и с другими; организовывать свою деятельность так, чтобы от нее выигрывали другие люди; не делать того, что, по моему мнению, кому-то навредит; если есть возможность, проявлять любовь здесь и сейчас — не откладывать на потом. Моя любимая мантра: «Прошлого нет и будущего нет». Она позволяет фокусировать внимание на настоящем. А еще мне очень помогает невербальная «мантра»: мысль о том, что я в любой момент могу умереть. Благодаря этому лучше понимаешь, как правильно заботиться о других людях, чтобы им хватило моей помощи как можно дольше, если меня вдруг не станет.