Проведем небольшой тест. Чувствуете ли вы, что живете неправильно, когда видите фотографии друзей из отпуска, с многочисленных вечеринок и конференций? Если да, поздравляем, у вас модный недуг FOMO (Fear of Missing Out) — страх упущенных возможностей, его главный триггер — социальные сети. Этот термин придумал венчурный капиталист и писатель Патрик Макгиннис, а в 2013-м году он был даже официально включен в Оксфордский словарь. FOMO не так безобиден как кажется. Этот тип страха делает нас неуверенными, завистливыми и может даже привести к депрессии. Но FOMO не единственный бич современного общества. Есть еще FOBO (Fear of a Better Option) — страх лучшего варианта. Откуда он берется и чем вредит нам — в отрывке из книги Макгинниса «FOMO sapiens», который публикует Reminder.

Вам когда-нибудь приходилось тратить до нелепости много времени на то, чтобы выбрать один из двух равно подходящих вариантов? А  случалось ли так, что вы пригласили кого-то на мероприятие текстовым сообщением и вдруг заметили, что адресат начал писать ответ, но вдруг остановился и стер его? Вы знаете, что человек начал вам писать, вы видели эти задумчиво мерцающие в строке ответа точки, и вдруг... молчание. Если подобное случалось, вы уже знакомы с FOBO — страхом лучшего варианта.

Если FOMO побуждает хвататься абсолютно за все, FOBO — прямая ему противоположность: он парализует. FOBO — это образ мысли, при котором, принимая решение, вы всегда стремитесь выбрать «лучшее». Но в поисках идеального варианта вы не отказываетесь от всех остальных. Вам неприятно, даже невозможно остановиться на любом из имеющихся вариантов, и вы продолжаете жить в мире неопределенности, а не в мире «да» и «нет». Но это нелегко. Вы тратите драгоценное время и силы на обдумывание разнообразных альтернатив только для того, чтобы оттянуть момент, когда пора уже принять решение и заняться другими делами. Может быть, откладывать решение в долгий ящик приятно (и даже комфортно), но расплата не заставит себя ждать. FOBO отнимает много времени, изматывает и не приносит результатов. Если от него не избавиться, страх лучшего варианта может нанести непоправимый ущерб вашей карьере и даже больше — всей жизни.

Он может повлиять и на жизнь других людей. Человек, страдающий FOBO, становится обузой для окружающих, для всех, кто ждет, что он возьмет на себя хоть какие-то обязательства и не будет держать других в подвешенном состоянии. Пока решение не будет принято, ожидающие его люди не смогут спланировать отпуск, деловую поездку, встречу, стратегию переговоров, назначить срок сдачи проекта или день свадьбы. Они никогда не будут уверены, что вас можно рассчитывать. Потому что, едва вам подвернется что-то «лучшее», вы передумаете, выразите сожаление и либо нырнете в кусты, либо кое-как сделаете вид, что пытаетесь сдержать слово, а в худшем случае просто перестанете отвечать на звонки и сообщения. Не важно, каким образом вы даете это понять, но вы не берете на себя никаких обязательств.

Поэтому FOBO гораздо вреднее FOMO. Страх упущенных возможностей не превращает вас в безнравственного человека, а страх лучшего варианта — да. FOBO заставляет говорить «может быть», когда нужно брать на себя ответственность; молчать, когда приходит время окончательно утверждать планы; отменять все в последнюю минуту, если впереди замаячило кое-что получше. Если FOMO вредит только тому, кто им страдает, от FOBO, а точнее его носителя, страдают все вокруг. К тому же FOBO куда более долгосрочная проблема, нежели FOMO. Эта болезнь вызвана изобилием возможностей, и она, как правило, усиливается по мере того, как вы становитесь старше, солиднее и богаче, поскольку все это дает больше вариантов выбора. Именно тогда FOBO выходит за рамки отказа от чашки кофе или ужина и проникает во все аспекты личных и деловых отношений. Чем больше в вашем распоряжении возможностей, чем шире становится выбор, тем сильнее соблазн сохранить ценность альтернативы, и неважно, что при этом вы впустую тратите время или обижает других. А еще вас, скорее всего, все меньше волнует, как ваше поведение влияет окружающих. В конце концов, у вас есть выбор.

Печальная история человека, получившего все, чего он хотел 

В детстве, когда я только познакомился с кино, я не часто страдал от FOBO. Тогда не было Netflix, Amazon Prime и прочих сервисов, которые сегодня предлагают безграничный выбор. Я обходился тем, что показывали по HBO, и катился бы этот FOBO к черту. Поэтому я смотрел фильм «Вилли Вонка и шоколадная фабрика» несчетное количество раз. И хотя я не видел его уже много лет, я все еще могу процитировать последние три реплики фильма по памяти. Сразу после того, как мистер Вонка отдает свою шоколадную фабрику юному Чарли Бакету и они устремляются вверх на стеклянном лифте Вонки, между ними происходит следующий разговор:

Мистер Вонка: «И не забывай, что случилось с человеком, который вдруг получил все, чего хотел».

Чарли Бакет: «А что с ним случилось?»

Мистер Вонка: «Он жил долго и счастливо».

Я всегда удивлялся этой концовке, по настроению такой же приторно-сладкой, как вся продукция фабрики Вонки. С возрастом я также начал понимать: сама вера в то, что можно получить все желаемое, — это эмоциональный эквивалент знаменитого кондитерского достижения Вонки — вечного леденца. Конечно, это здорово, вкусно и обещает длиться вечно, но пищевая ценность леденца невелика, а в конечном итоге от него портятся зубы.

Миф о том, что можно получить все, строится на очень серьезной предпосылке: человек действительно знает, чего он хочет, и в состоянии это выбрать. На самом деле нет ничего труднее. Даже если вы, как Чарли, получите именно то, чего хотели, будете ли вы после этого жить долго и счастливо? Кто вообще сказал, что Чарли хотел управлять шоколадной фабрикой? Когда Вонка вручает ему ключи от своего предприятия, у Чарли просто нет другого выбора — он настолько беден, что у его бабушек и дедушек одна кровать на четверых, в которой они и доживают свой век. Только сумасшедший не согласился бы.

А теперь будет полезно рассмотреть альтернативный сценарий. Что, если бы на тот момент, когда Вонка предложил ему фабрику, у Чарли уже было множество других возможностей, помимо того, чтобы стать шоколадным магнатом? Как бы он отреагировал, если бы раздумывал, чем заняться: поступить в колледж в другом городе, отправиться с одним рюкзаком в Азию или стать соло-гитаристом в рок-группе? Смог бы он в этом случае жить долго и счастливо? Если бы он увидел свое будущее глазами поэтессы и писательницы Сильвии Плат, ответ был бы отрицательным. Вместо того чтобы радостно купаться в море бесконечных возможностей, она видит в умножении вариантов только угрозу. 

В этом отрывке из автобиографической книги «Под стеклянным колпаком» расширение выбора настолько парализует героиню, что в итоге она вообще ничего не получает:

Я почувствовала, как жизнь моя простирает надо мной свои ветви, как смоковница из прочитанного рассказа. С конца каждой ветви, подобно сочной смокве, свисало и подмигивало, маня, какое-нибудь лучезарное будущее. Одна смоква означала мужа, детей и полную чашу в доме, другая — судьбу знаменитого поэта, третья — карьеру университетского профессора, четвертая, по аналогии с Джей Си, превращала меня в Э Ги— выдающуюся издательницу и редактрису, пятая звала в Европу, и в Африку, и в Южную Америку, шестая отзывалась именами Константина, Сократа, Аттилы и еще доброго  десятка других возлюбленных с непроизносимыми именами и непредставимыми профессиями, седьмая сулила мне звание олимпийской чемпионки по гребле, а выше на ветвях виднелись и другие плоды, ни названия, ни назначения которых мне пока не дано было угадать.  Я представила себе, как сижу под этой смоковницей, умирая от голода только потому, что не могу решиться, какую именно смокву сорвать. Мне хотелось сорвать их все сразу, но выбрать одну из них означало бы отказаться от всех остальных — и вот, пока я в колебании и нерешительности там сидела, плоды начали морщиться и чернеть и один за другим падать мне под ноги.

Безжалостное видение Плат — смоковница, окруженная собственными гниющими плодами, — полярная противоположность эскапизму Вилли Вонки. Оно скорее знакомо тем, кто изо всех сил пытается осмыслить многообразные пути, которые предлагает каждому из нас жизнь. Даже если вам посчастливилось и вам доступны поразительные возможности, одна из самых больших трудностей заключается в том, что, делая выбор, вы должны отбросить остальные варианты. Хотя я уверен, что кому-то все удалось, большинство людей не может одновременно вести счастливую семейную жизнь, иметь кучу возлюбленных с непроизносимыми именами, путешествовать по всему миру и побеждать на олимпиадах. Чтобы выбрать свою колею, вы должны пойти на компромисс и отказаться от всех прочих экзотических, захватывающих и невероятно разнообразных приключений. Но какой путь выбрать? Какая именно колея — ваша? Если вы не знаете, чего хотите (а большинство людей этого не знает), перспектива выбора одного варианта действий и отказ от остальных способен напугать. Она кажется очень рискованной.

Выход из логического тупика вроде бы довольно очевиден: нужно научиться вырабатывать критерии, которые позволят выбирать из всех имеющихся вариантов. Интуиция подсказывает, что и критерии эти достаточно ясны: вы хотите получить лучшее из лучшего. Как минимум наилучшее из доступных вам возможностей. Тут не поспоришь, правда? Никто, конечно же, и не подумает выбирать худшее, и с какой стати соглашаться на средненькое? Но, как выясняется, не все так просто. FOBO — также, как и FOMO — в значительной степени обусловлен биологическим факторами. Естественное человеческое стремление к лучшему в сочетании с нарциссизмом и морем возможностей, когда почти все, что душе угодно, оказывается доступным, может стать вашей личной смоковницей. Когда на вас воздействуют все эти три фактора сразу, ориентироваться в жизни становится на удивление трудно — даже в мелочах, с которыми сталкиваешься ежедневно.

Биологические причины погони за лучшим 

В самом по себе желании иметь выбор и получить лучшее изначально не заложено ничего дурного. Если честолюбивые люди не будут стремиться использовать по максимуму возможности — и свои собственные, и окружающего их мира, темп прогресса резко замедлится. Это стремление просто необходимо. И оно встроено в человеческую психику. Тех самых охотников и собирателей, которые так боялись быть изгнанными из своего доисторического стада, инстинкт тоже заставлял использовать ресурсы по максимуму. Именно поэтому они отличались большой мобильностью: заметив, что поиск пищи стал слишком трудным и отнимает чересчур много времени, они снимались с места и перекочевывали на другое. Такое поведение — естественный эквивалент принципа «время — деньги».

Если вы охотник-собиратель или пчела в поисках пыльцы, критерии для принятия решения о том, следует ли стремиться к лучшему, отправившись на новое место, довольно просты. Прекрасно зная, что вам требуется для жизни и процветания, вы легко можете понять, достаточно ли уже имеющихся ресурсов. Если нет, решение за вас принимает сама жизнь. Единственный выбор — ввести новшества, заняться земледелием, создать источник пропитания, который больше не потребует кочевого образа жизни. Так вы и поступите, и именно от этого выбора будет зависеть, выживете вы или нет (и никакого давления извне).

Но выбор бывает не только вопросом жизни и смерти; он также делает жизнь лучше и интереснее. Как было бы скучно, если бы нельзя было выбирать вещи, которыми пользуешься каждый день! Чем больше возможностей, тем лучше получается согласовать то, что потребляешь, со своими реальными желаниями и нуждами, таким образом сэкономив время и деньги. Выбор порой становится инструментом самовыражения, с помощью которого можно реализовать себя. Проблемы же возникают, когда неуклонно расширяющийся набор переменных делает определение лучшего варианта сложным и трудоемким.

В книге «Парадокс выбора», ставшей уже классической, психолог Барри Шварц доказывает, что чем больше вариантов, тем труднее и болезненнее выбрать один из них. Автор прослеживает влияние этого соотношения на «максимизаторов», или людей, которые «ищут только наилучшее и ни на что другое не согласны». 

«Максимизатор» оценивает все возможные альтернативы, чтобы убедиться, что сделал правильный выбор. При этом он тратит гораздо больше времени и энергии, чем те, кто не так тщательно изучает альтернативы перед тем, как принять окончательное решение. Это резко контрастирует с поведением «умеренных» — тех, кто способен «останавливать выбор на том, что достаточно хорошо, и не волноваться по поводу возможности существования чего-то лучшего». Ирония судьбы — или, по Шварцу, парадокс — в том, что, даже если сделанный выбор действительно окажется лучшим, «максимизатор» все равно не будет доволен. Это происходит потому, что, будучи фанатом выбора, то есть человеком с FOBO, он оценил такое количество вариантов, что заработал стресс и отвращение к риску, а теперь испытывает раскаяние и сожаление о совершенном поступке. Если подумать, в этом бездна иронии. Он хорошо подготовился и принял лучшее решение. Выбранные им дом, партнер, автомобиль или отель лучше, чем у «умеренного» соседа, но он не может должным образом насладиться плодами своего труда. Даже если он получил все, чего хотел, как Чарли Бакет, то не будет жить долго и счастливо.

Стремление к лучшему обусловлено не только биологией, но и мощной культурной составляющей, которая формируется воспитанием, национальной принадлежностью и социальным положением. Например, если вы живете в США и принадлежите к среднему классу, то, скорее всего, сызмальства приучены верить, что на свободе и независимости, понимаемых как возможность делать все, что вы хотите, зиждется основополагающее право на «жизнь, свободу и стремление к счастью», прописанное в Декларации независимости. Вас учили, что в США свобода самовыражения и выбора — часть общественного договора. Именно эта идея побуждает предпринимателей стремиться к воплощению безумных идей, убеждает детей, что они могут стать кем угодно, если только захотят, и раскрепощает художников, готовых своими работами бросить вызов существующей системе. По этой и по многим другим причинам ценность наличия выбора, скорее всего, кажется вам и мне самоочевидной.

Но так ли это? Работая вместе со Шварцем, Хейзел Роуз Маркус из  Стэнфордского университета обнаружила, что восприятие выбора широко варьируется в зависимости от культуры и социального положения. Например, в то время как в североамериканском обществе ценится индивидуализм, а выбор рассматривается как важнейшая культурная норма, в более коллективистских обществах, например в Восточной и Южной Азии, гораздо больший упор делается на взаимозависимость и то влияние, которое ваши личные решения и действия окажут на других людей. Более того, американцы из рабочего класса склонны учить детей тому, что мир не вращается вокруг них и что если они хотят преуспеть, то должны следовать правилам и вписываться в систему. Таким образом, если в особняках Бруклина богатые родители твердят маленьким Поппи или Джеку, что весь мир принадлежит им, то рабочая семья в соседнем Квинсе или далекой Бангладеш внушает своим отпрыскам совершенно другие взгляды.

Если вы выросли в убеждении, что вольны сами вершить свою судьбу, независимы, а широта выбора — это тоже самое, что и свобода, то и свою возможность выбирать принимаете как должное. Невозможность выбора, как и многие жизненно важные ресурсы, распределена по миру неравномерно. Именно этим избытком или недостатком вариантов в конечном счете обусловлен процесс принятия решений.

Выбор как товар 

На протяжении большей части истории люди были так озабочены удовлетворением первичных жизненных потребностей — таких как еда, одежда и крыша над головой, занимающие нижние уровни пирамиды Маслоу, — что у них не было времени для проблем более высокого уровня вроде FOBO. Сегодня все намного сложнее. Там, где Homo habilis должен был правильно принять всего несколько действительно важных решений, современные люди, особенно в богатых обществах, сталкиваются с гораздо более сложными расчетами — как в серьезных вопросах, так и в мелочах. Надеюсь, вы согласны со мной, что труд Барри Шварца о выборе и удовлетворенности весьма убедителен, и странно подумать, что книга «Парадокс выбора» была опубликована в 2004 году — примерно в тоже время, когда мы с друзьями впервые начали поддразнивать друг друга тем, что позволили FOBO влиять на нашу жизнь. Каким смешным сегодня кажется наше тогдашнее мельтешение! Это было до появления iPhone, социальных сетей, текстовых сообщений и, возможно, самого большого генератора выбора — Amazon Prime. По сути, это был каменный век выбора. За последние 15 лет все эти новые технологии и услуги до предела облегчили возможность сделаться «максимизатором» и поддаться соблазнам FOBO.

Сегодня мы, вероятно, располагаем гораздо более широким выбором, чем самые привилегированные члены общества всего лишь столетие назад. Где бы вы ни жили, даже не будучи особенно богатым и не имея хороших связей, у вас есть огромный выбор в отношении большинства предметов ежедневного потребления. Выбор стал товаром, и нетрудно представить, какие последствия таит в себе его выход на массовый рынок для тех, кто оказывается в выигрыше от всех этих новых альтернатив. Выбор может ошеломлять. Мы в самом буквальном смысле им испорчены, и если не в состоянии управлять процессом, то будем постоянно попадать в ловушку нерешительности.

Как вы уже знаете, при отсутствии выбора никакого FOBO быть не может. Избыточность выбора, вызванная изобилием, — вот первопричина этого заболевания. Напротив, если не ожидаете, что вам вот-вот подвернется новый вариант, то неприятности закончатся, не успев начаться. Представьте, что вы ждете пересадки органа, и вот удача: из больницы позвонили и сказали, что донор найден. Едва ли в таком случае вы спросите врача, не появится ли на следующей неделе другой орган, получше. Вы не станете ждать донора помоложе, поздоровее или такого, что в жизни не брал в рот спиртного. Наоборот, вы хватаете сумку, садитесь в машину и всю дорогу до больницы благословляете свое везение. Это единственный вариант, и, не получив его, можно умереть в буквальном смысле, поэтому вы берете то, что есть, и благодарны за это.

Возьмем для сравнения типичное субботнее утро в Starbucks на вашей улице. Во-первых, здесь речь не идет о жизни и смерти даже для самого закоренелого кофемана. Во-вторых, продукт, который стоит всего несколько долларов и приготовление которого занимает менее пяти минут, представлен в безумном количестве вариантов. И вот Starbucks — это то самое место, где человек проскальзывает к стойке и говорит бариста: «Сегодня мне, пожалуйста, большой холодный “Дольчелатте” на основе ристретто, напополам с бескофеиновым, поменьше сиропа, без сахара, с обезжиренным соевым молоком и корицей». Благодаря таким заказам Starbucks может похвастаться больше чем 80000 вариантов напитков. 

Обилие вариантов в Starbucks — не единичный случай, но показательный пример того, как богатая выбором среда неоправданно усложняет даже самые пустячные решения. Прогресс в промышленности, переход от материальных товаров к цифровым и быстрые темпы глобализации помогают предприятиям предлагать гораздо больше продуктов, зачастую подогнанных именно под ваши желания и потребности. Они дают потребителям выбор, который еще 20 лет назад казался фантастическим. Путь идеи от подиума до розничных магазинов всего мира у ритейлеров быстрой моды вроде Zara или H&M занимает всего две недели. Выбор на Amazon в 10000 раз больше, чем в супермаркете, не говоря уже о том, что сайт работает круглосуточно и оптимизирует цены под конкретного потребителя, и все это за один клик позволяет наслаждаться миллионами книг, песен и фильмов, не слезая с дивана.

Но ведь все это хорошо, правда? Разве все проблемы с FOBO не решатся сами собой, если кто-то даст вам именно то, чего вам хочется? Но при том что экспоненциальный рост выбора и кастомизации на первый взгляд кажется панацеей, на самом деле все совсем наоборот. Пусть вы хотите, чтобы весь мир подстраивался под ваши желания, потребности и симпатии, — но, чтобы сказать «да», вам все равно нужно знать, каковы ваши желания, потребности и симпатии.

Книга предоставлена издательством «Альпина Паблишер». Приобрести ее можно здесь.