Еще недавно Дмитрий Костыгин был в списке богатейших россиян Forbes: он был совладельцем крупных розничный сетей («Лента», «Рив Гош», «Дикая Орхидея»). А главным его активом был интернет-магазин электроники и бытовой техники «Юлмарт». Но в 2016 году в компании случился акционерный конфликт, после чего начались проблемы с кредиторами. Против Костыгина было заведено уголовное дело по обвинению в мошенничестве, он угодил в изолятор временного содержания, а потом — под домашний арест. Спустя год Костыгин сумел выйти на свободу под залог, хотя расследование продолжается. В конце 2020-го он был признан банкротом. Но арест и потеря бизнеса, как признается Костыгин, не стали для него катастрофой — они дали ему возможность заняться саморазвитием, высвободили время для работы над книгой «Жамевю» о методах повышения эффективности организации, которую сам Костыгин считает революционной. Reminder поговорил с начинающим писателем о том, как его изменил арест, в чем он черпает силы в сложные времена и как борется с физиологическим и эмоциональным стрессом.

💬

Арест для меня не стал потрясением. Акционерный конфликт перед этим длился уже второй год, оппоненты были серьезные. Я верил в здравый смысл всех участников. Но на всякий случай готовился, что в какой-то момент они могут отправить меня «на парковку». И жил в каком-то смысле в ожидании этого, в предчувствии. Что, конечно, подтачивало силы. Поэтому, когда меня взяли под стражу, я подумал: «Ну, слава богу, облегчение. Я сделал все, что мог, и даже слишком. Можно передохнуть, перевести дух». В такие моменты совсем на волю божью отдаешься. Как он рассудит — так и будет.

То, что я оказался в изоляторе временного содержания, я не считал каким-то сверхиспытанием. Потому пережил все это без особых внутренних метаний. У меня там даже появлялось ощущение, что это все — «ночь в музее». Сам изолятор очень атмосферный: историческое здание с толстыми стенами, арестантов в нем держат третий век. Там провели последние дни перед казнью Ульянов-старший (Александр Ульянов, старший брат Владимира Ленина. — Reminder) и Николай Гумилев. Кажется, будто их души часто навещают это здание. И я говорил себе: «Здесь такие глыбы побывали…» Когда-то я читал «Колымские рассказы» Шаламова, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, «Сказать жизни “Да”» Виктора Франкла. Когда сравниваешь свое положение с положением тех, кто был в тех или иных лагерях, это помогает не накручивать себя, не изводить тревожными мыслями. Люди же способны жить в любых условиях, если не воспринимают их как трагедию. Вот еда в изоляторе была вполне приличная. Ну, а если нет, то достаточно вспомнить, чем люди в блокадном Ленинграде питались. Калория и есть калория, не важно, из коры она или из морковки. Кушать захочешь — съешь все.

В какой-то момент я даже начал почти радоваться своему положению. Это случилось, когда из изолятора меня перевели под домашний арест. Никому вроде такого не пожелаешь, но для меня это время оказалось ценным опытом: позволило почти на целый год сфокусироваться на детях. У меня четверо сыновей, старшему тогда было 11. И сидя дома взаперти, я мог проводить с ними времени вволю. Вспомнил, как в детстве, когда я болел, отец читал мне сказки, и решил сделать так же. Мы впятером перечитали сказки русские, арабские, китайские, индийские, цыганские, про Ходжу Насреддина и про старика и море. Очень много всего обсудили. Сейчас тоже читаем, но реже.

Я вообще во время ареста позволил себе невероятную роскошь — стал еще больше читать. Раньше все дела нужно было делать, все чтение по бизнесу было. Первое, за что люди, оказавшиеся в моем положении, берутся — Уголовный кодекс. Второе — Библия. Тебя высшие силы к ней вроде как подталкивают, нежно так, ласково. А после Библии я перечитал «Божественную комедию» Данте. Есть такой богослов Александр Филоненко, который эту книгу хорошо растолковывает. Он считает, что «Божественная комедия» — руководство по тому, как пройти через ад: когда у тебя все плохо и ты чувствуешь, что с каждой секундой падаешь все быстрее и все ниже, верь — это трамплин, скоро ты взлетишь очень высоко, главное — оставаться собранным. Если принять эту точку зрения, справляться с кажущимися бедами становится проще. Вот у меня в прошлом году товарищ умер от оторвавшегося тромба, когда плавал в бассейне. Другой застрелился. Третий умер от пневмонии. Еще один заснул и не проснулся. В какой-то момент от этих событий накатывает грусть. Но вспоминаешь про «Божественную комедию» и понимаешь: то, что с тобой происходит, — испытание, ты его пройдешь — все начнет налаживаться. И грусть отступает.

Еще во время ареста стал слушать классическую музыку. Вообще, раньше от музыки я был далек. Даже пластинки не собирал, и консерваторию от филармонии не отличал. И тут вдруг, сидя под арестом, я послушал Брамса — сонату для пьяно форте №1 в исполнении Григория Соколова. И меня мощно накрыло классикой. Я стал все время слушать ее: Паганини, Рамо, Моцарта, Бетховена, Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича. В какой-то момент даже напрягся: наверное, думаю, у меня опухоль мозга, иначе с чего во мне такая любовь к музыке проснулась. Сделал МРТ — вроде все в порядке. Теперь хочу пойти учиться музыкальной композиции. Понять не могу, как можно написать такую невероятную по силе вещь, как та же седьмая соната Прокофьева. Мне надо в этом разобраться.

Основа любой жизненной устойчивости — тот фундамент, который закладывается еще в детстве силами бабушек-дедушек, мамы и папы, дядьев и теть. Если, когда ты еще совсем маленький, все тебя целуют-обнимают, то ты вырастаешь уверенным, верящим в свои силы, смелым, доверяющим миру и людям. И уже сам начнешь на этом фундаменте строить свой микрорайон: с помощью книг, разговоров со знающими людьми, через религию.

Когда я учился в шестом классе, моя матушка заболела раком. Она долго лечилась, страдала и умерла через два года. Я тяжело это переживал. И когда нужно выбирать, куда идти после школы, у меня было два варианта: философский факультет или медицинский. Выбирая, рассуждал так: врач философом может стать, а вот философ врачом — нет. В общем, пошел в Военно-медицинскую академию. Нас там учили, как спасать жизни в полевом госпитале в прифронтовой зоне, куда поступают раненые, у которых руки-ноги оторваны, кишки наружу. Это была суровая закалка.

Как бы крут ты ни был, никогда нельзя забывать: силы человеческие не безграничны. Есть виды психики, которые в стрессе стабилизируются. По большей части я именно такой. По молодости даже не понимал, как люди в панику впадают — со мной такого не случалось. Долго могу функционировать в кризисе: проблемы сыплются одна за другой — у тебя открывается второе, третье, четвертое дыхание — и ты их решаешь. Таким Гераклом становлюсь, который с гидрой борется: срубаю одну голову — на ее месте вырастают две, срубаю их — вырастают четыре, и так до тридцати двух. На этом уровне начинаешь утомляться. Главный признак этого — я медленнее реагирую, хуже придумываю. В этом случае выход один — перечитать древнегреческий эпос — там есть методика борьбы с гидрой. Состоит она в том, что отрубленные головы надо прижигать, как делал Иолай, когда Геракл их рубил. Сразу становится легче.

Лучше, конечно, перегруза не допускать: научиться управлять пиковыми нагрузками. Меня в Военно-медицинской академии готовили для службы в военно-воздушных силах, я помню правила реабилитации летного состава, в том числе после перегрузок, и применяю эти методики.

Первое правило: нужно высыпаться. Во время ареста и после него у меня не было бессонницы. Для этого я в том числе медитировал перед сном. Метод такой: представляешь себе золотую точку или бриллиант чистой воды, фокусируешь на этом все свои мысли — и голова очищается от них. 

Второе правило: нужно полноценно и регулярно питаться, даже если аппетита нет. Иначе сил для отстаивания своих убеждений не будет. Кофе и другие стимуляторы лучше заменить хорошим зеленым чаем. Он действует мягче, не столько бодрит, сколько стабилизирует состояние. Я могу пить его даже на ночь.

Третье правило: желательно каждый день гулять под открытым небом, хотя бы 15 минут, это будет улучшать настроение. Во время прогулок наши глаза совершают множество быстрых движений — а это один из методов предотвращения угнетенных состояний.

Четвертое правило: физические нагрузки, они отлично голову отключают. В последнее время я увлекся мотокроссом. В нем есть все, что мне нужно: руки и ноги тренируются, скорость и сложная трасса — никаких лишних мыслей в голове не остается.

Ну и атмосфера в семье и вокруг должна быть хорошая. Если есть любящие тебя близкие, хорошие друзья и интересы помимо работы, ты будешь способен выдержать любой пресс.

После ареста я стал осторожнее. Раньше я всегда вкладывал деньги в людей, а не в идеи. Когда человек обращался ко мне за инвестициями, я изучал прежде всего его самого. Смотрел, какие у него яркие черты, насколько он жизнеспособен, профессионален. Но главное — какой у человека уровень энергии. Если зашкаливает — был готов в его проект вложиться. Я вообще был за любой кипеж, легко ввязывался в новые затеи. Но после ареста окончательно понял: не важно, какие ценности и интересы декларируют люди. Они, скорее всего, сами искренне верят в то, что говорят. Но кто и как себя поведет в той или иной ситуации, никто не знает. Поэтому надо быть внимательнее, еще больше взвешивать: вдруг ты доверишься человеку, а он сбежит, бросив весь свой личный состав. Я и раньше не был розовым пуделем. Но теперь стал мыслить заземленнее.

Деньги, конечно, важны. Я не считаю, что в жизни нужно делать только то, что интересно. Красота есть в любом продукте. Поэтому, в принципе, не гнушаюсь проекта в любой сфере. Если мне скажут: «Давай-ка потрудимся на свинофермах» — я пойду, проблем нет.

Во время ареста наш небольшой творческий коллектив — я и мои соавторы — наконец-то дописал книгу «Жамевю». Сначала она задумывалась как нормальное такое документальное произведение, нон-фикшн. Но потом мы послушали лекцию Дмитрия Быкова про роман «Москва-Петушки», решили его перечитать. В процессе такую красоту в этой книге увидели, что нас накрыла волна свободы. Мы стали смелее и в композиции, и в лексике, перестали себя сдерживать. И жанр книги сам собой изменился — средне-старший сын предложил ее назвать «бизнес-феерия». Результат получился — ух! Это прямо эпический цикл «Кольцо Нибелунга».

«Жамевю» о том, как резко и очень заметно повысить эффективность: прибыльность, устойчивость — любого предприятия, как коммерческого, так и некоммерческого. Метафорически говоря, завести от угольной топки к атомному реактору. В отличие от многих других книг по бизнес-менеджменту, она содержит не набор из общих советов, вроде «копай глубже, кидай дальше, и будут тебе рост и процветание», а наборы конкретных практических алгоритмов. Они представляют собой три ступени для радикального ускорения. Первая, относительно несложная ступень — продуктогенез, включающий в себя динамику продукта, прайсинг, программы лояльности. Вторая ступень предполагает корректировку оргструктуры предприятия и корпоративных коммуникаций, апгрейд управления качеством. Третья ступень — моя авторская система управления знаниям следующего поколения. Посвященная ей часть книги относительно сложная, высота абстракции в ней может не покориться с первого прочтения, и потребуются вторая или третья попытки. Но результат того, обещаю, стоит — с помощью моей книги, уверен, ваше мироосмысление, мировосприятие переключится (то есть с вами случится то, что Кастанеда называл расшатыванием глоссов, а Кун — сдвигом парадигматических плит), а предприятие получит реактивное ускорение.

Про планы. Стараюсь равняться на детей: они умнее, быстрее, сильнее. Идеи у них ярче. Поэтому летом мы будем делать аудио и печатную версии «Жамевю», перевод на английский и китайский. Кроме того, у меня собран материал еще для трех книг. Одна из них будет про управление семьей, уже есть название — «Элштере». Лично для меня творчество — лучший отдых, оно сильно подпитывает и заряжает. Да, процесс непростой. Но если видишь цель — силы прибавляются. Любой человек потихоньку свой «храм строит» в течение жизни. Если он понимает, что это за храм, каким он должен быть, его это вытянет из любых сложностей. Я понимаю, что эти книги — наш с соавторами храм, точнее, его крепидома («крепидома» — основание, на котором строились древнегреческие храмы. — Reminder). Нам за них с соавторами Нобелевскую премию по экономике дадут. Я почти серьезно. Так и говорю детям: «Мы с вами — одни из величайших мыслителей тысячелетия». А они мне так осторожно в ответ: «А тебе это кто-то сказал или ты сам так решил?»