Продюсер Мария Мухина провела несколько месяцев в Европе, а вернувшись в Москву, попала в Коммунарку с подозрением на COVID-19. Подозрение подтвердилось, и Мария две недели провела в больнице, попробовала экспериментальное лечение и пережила интоксикацию. Сейчас она дома, два теста на коронавирус дали отрицательный результат, но это не означает выздоровление и окончание карантина. Почему — рассказывает сама Мария.

💬

С октября 2019 года я учусь в Европе на очень интересной образовательной программе для молодых продюсеров. В декабре я приехала в Россию, отметила Новый Год с родителями и улетела обратно. Тогда казалось, что коронавирус далеко, в Китае. Я же была в Париже, и единственная мера предосторожности, которую я предприняла — перестала ходить в туристические места.

Понемногу ситуация накалялась. Начались первые случаи заражения во Франции и в Германии, я же с другими студентами уехала учиться в Штутгарт. Только когда я приехала на Берлинский кинофестиваль, почувствовала напряжение: каждый чих или кашель в кинозале заставлял сердце уходить в пятки, везде мелькали антисептики для рук. Через две недели их уже стало невозможно купить. Тогда же я узнала, что в маленьком городке под Штутгартом, где находится мой университет, уже есть три случая заражения — и поняла, что вирус очень близко.

Потом был Лондон — такой же, как и всегда: везде движение, театры приглашают зрителей, в пабы не зайти даже в шесть вечера понедельника, потому что они забиты под завязку. Но за две недели Лондон изменился. На улицах многие стали ходить в масках и перчатках, из магазинов исчезли мыло и туалетная бумага, а из аптек — обезболивающие типа парацетамола. С каждым днем становилось все более страшно, но театры и пабы все не закрывались.

Когда настала пора покидать Лондон и уезжать в Германию, я получила сообщение, что мой университет закрывается, а моя лондонская стажировка в апреле под вопросом. Кураторы образовательной программы сказали всем студентам возвращаться в Штутгарт, собирать вещи, сдавать квартиру и уезжать в «психологически безопасное место», то есть домой.

Штутгарт — Коммунарка

Я прилетела в Штутгарт и начала собирать чемоданы. Места в них катастрофически не хватало, и пришлось бежать в магазин за новым чемоданом. Думаю, тогда я и заразилась: хотя университеты, театры и музеи были закрыты, жители ходили по ресторанам и магазинам, и им было не страшно. Мне было — поэтому я влетела в магазин, взяла первый приглянувшийся чемодан, красный, оплатила и убежала.

Пока собирала вещи, мой рейс в Москву отменили.

Я летела домой через Финляндию — долететь из Штутгарта до Хельсинки получалось, но было непонятно, как из Хельсинки попасть в Россию. Я размышляла о пароме, поезде и машине и сильно нервничала. Тогда у меня в первый раз поднялась температура — на фоне стресса, как я подумала.

16 марта. Я приехала в абсолютно пустой Штутгартский аэропорт в маске и с тремя чемоданами. На мои перевесы всем было наплевать: в самолете тоже почти никого не было. Так я долетела до Хельсинки, уже там нашла билеты до Москвы и переночевала в отеле аэропорта. На следующий день прилетела в Шереметьево. Всем приземлившимся измерили температуру, дали заполнить анкеты и подписать обязательство две недели провести на карантине. По желанию можно было сдать тест на коронавирус — что я и сделала, потому что много ездила по Европе. Температура к тому моменту уже прошла, поэтому медиков мое желание удивило. Тем не менее они взяли мазки из рта и носа специальными пушистыми палочками и сказали, что позвонят, если результат будет «плохим». Когда ждать звонка, когда тест будет готов — не сказали.

18 марта. Дома я сразу самоизолировалась. Два дня чувствовала себя идеально: ничего не болело, температуры не было. Я порхала по квартире, разбирала чемоданы, распаковывала посылки, которые накопились за три месяца отсутствия. Потом начали появляться симптомы: стала кашлять, немного заболело горло, температура стала ползти вверх. Но европейцы, с которыми я учусь, постоянно болеют ОРВИ и при этом не сидят дома, а приходят на учебу и лезут обниматься. Вспомнила девочек, которые болели в Лондоне, и подумала: «Вот сучки, опять меня заразили!»

22 марта. Раздался странный телефонный звонок: «Где вы? Какая у вас квартира? Это скорая помощь, мы должны вас посмотреть». Я подумала, что это мошенники, но оказалось, что это действительно скорая, которая, почему-то, приехала по адресу прописки. Так я и узнала, что мой анализ на коронавирус положительный.

Когда скорая приехала по верному адресу, ко мне поднялся медработник в защитном костюме, осмотрел и решил, что нужна госпитализация. Мне дали спокойно собрать вещи, на это ушло около часа. Я не знала, получится ли что-то мне передать, поэтому сразу взяла пять пижам, тапки, чашку, все для гигиены, ноутбук и Винни-Пуха, с которым не расстаюсь уже семнадцать лет.

Умереть я не боялась: удалось сразу настроить себя на мысли, что меня обязательно вылечат. Повезло, что фельдшер, который вез меня на скорой до Коммунарки, целый час рассказывал мне, какая я молодая, мне 27, что у меня чуть ли не 98% кислорода в крови, что я обязательно выживу. Потом, уже в больнице, мне обычно удавалось думать в позитивном ключе. Если становилось тяжело, я в подробностях представляла, как все кончается и я завожу собаку, какой у нее ошейник, как мы вместе с собакой идем к маме пить чай. И это помогало.

В Коммунарке меня поселили в двухместную палату — с душем, туалетом и раковиной, но без холодильника. Соседки у меня так и не появилось, и вторая кровать пустовала. Из-за того, что госпитализировали меня в воскресенье, никакого лечения в этот день не назначили, и к вечеру мне стало хуже: температура поднялась до 38,4°C, кашель усилился. Тогда мне как раз и стало страшно: казалось, что с мокротой точно выплюну кровь, таким сильным он был.

23 марта. Первую ночь в больнице я проплакала: чувствовала себя физически плохо, а еще — почему-то, было стыдно, что заболела и порчу статистику по зараженным. Утром в понедельник пришел лечащий врач. От него я узнала, что у меня подтверждена коронавирусная инфекция, а кроме нее — двусторонняя полисегментарная пневмония вирусного генеза.

Мне назначили два антибиотика: три капельницы одного и три таблетки другого в день. Потом исследовали посев мокроты и нашли грибковую инфекцию — добавили противогрибковые капельницы. Я знала обо всем, что со мной делают, и это действительно важная информация: в Коммунарке огромная нагрузка на медперсонал, и нужно контролировать, сколько капельниц тебе ставят и в какое время, напоминать, если о чем-то забыли. Помню названия всех лекарств, но не скажу их. Многие препараты, которыми лечат в Коммунарке, уже невозможно купить: их раскупили про запас и ради профилактики те, кто сейчас здоров. Если так будет продолжаться, то лечить действительно больных будет нечем.

24 — 29 марта. В больнице мне не пришлось ходить в одних и тех же пижамах: оказалось, что система передачек в Коммунарке налажена, и родители передали мне несколько новых, а еще — витамины и пробиотики для восстановления микрофлоры кишечника после лечения антибиотиками (больница их не предоставляет).

Впечатления от больницы положительные: медработники всегда находят время подбодрить, несмотря на огромную нагрузку, в палате есть душ, можно получить от родителей фрукты и шоколадки. Но поскольку нет холодильника, все эти фрукты нужно быстро съедать. Мне получилось создать в палате «свою» атмосферу, повесить пару фотографий любимых картин — и почувствовать себя в безопасности, почти как дома.

Но это не значит, что время в больнице было отдыхом. На самом деле коронавирус протекает волнообразно: то ты чувствуешь себя почти нормально, то — очень плохо. Хотя моя температура не поднималась выше 38,5 °C, сил было мало. Большую часть времени я думала о жизни и строила планы на будущее. Так что это оказалось замечательное место, чтобы провести время наедине с собой. Что касается не мыслей, а дел, то за две недели в больнице я ни разу не слушала музыку, не смотрела кино: слишком сильно укачивало, даже после скролла ленты в соцсетях начинало тошнить. Зато получилось прочитать книгу, которую подарили еще на Новый год.

30 марта. Состояние было стабильным, но мне предложили экспериментальную терапию противовирусным препаратом, который тестируют для лечения COVID-19 в Европе. Я долго сомневалась, но поговорила с друзьями из Франции. Те сказали: «Слушай, здесь считается, что это круто, и препарата на всех не хватает. Если тебе предлагают, пробуй». Я дала согласие на экспериментальное лечение. Вечером мне начали давать эти таблетки.

1 апреля. Пришел второй отрицательный тест на коронавирус, и я уже готовилась к выписке. Мне предложили выписаться в этот же день или на следующий. Почему-то я решила подождать. И не зря. Вечером мне резко стало плохо: сильно заболела голова, тошнило. Я не могли ни есть, ни пить, ни ходить. Лечащий врач шутил, что я собрала все возможные побочные эффекты препарата, и сделал ЭКГ, чтобы понять, нет ли у меня патологий сердца, которые могут вызвать такую реакцию.

Патологий не оказалось, а значит —  случилась интоксикация. Экспериментальное лечение тут же отменили. Чтобы поддержать организм, пока он очищается, мне назначили капельницы с витамином C и глюкозой. Я засыпала, просыпалась, блевала, засыпала, просыпалась, чувствовала себя немного лучше. И так три дня.

То, что я решила остаться в больнице на день дольше — счастливый случай. Если бы интоксикация произошла дома, не знаю, как бы я ее пережила и откачали бы меня или нет. Как раз пока я отходила от эксперимента, который кончился фиаско, мне написал незнакомый мужчина. Хотел узнать, чем меня лечили, и купить те же лекарства для себя, беременной жены и пятилетнего ребенка на случай, если кто-то из них станет плохо себя чувствовать. Пришлось объяснять, что так можно получить три трупа.

Жизнь после коронавируса

Меня выписали 6 апреля, через неделю после интоксикации, и сейчас я дома. Два теста на коронавирус были отрицательными, но пневмония еще не кончилась. Из-за нее я чувствую огромную усталость: элементарные задачи вроде приготовить себе завтрак ужасно утомляют. Я живу одна и не хочу, чтобы кто-то приехал мне помогать, потому что есть разные мнения, сколько еще я могу быть заразной.

После выписки мне нужно семь дней делать ингаляцию антибиотиком, четырнадцать — сидеть на карантине. Заниматься спортом нельзя, когда разрешат — неизвестно: нужно контрольное КТ легких, которое можно сделать только по окончании карантина. За мое здоровье сейчас отвечает районная поликлиника. Жду от них результаты последнего, третьего теста на коронавирус.

До коронавируса я никогда не лежала в больнице, а теперь знаю, как перекрыть капельницу. Могу даже ее вытащить и прочистить катетер. Если бы полежала еще недельку, могла бы сама его вставлять. Но это не главное, что я вынесла из пребывания в Коммунарке. Раньше я все время куда-то ездила, много общалась и ко всему этому относилась как к само собой разумеющемуся. Теперь я осознала ценность момента.

Мне нравится смотреть, как меняется погода, и замечать детали, которые раньше ускользали от внимания. Даже моя квартира, которая раньше казалась мне нормальной, теперь для меня красивая. Такой она и была, просто я этого не замечала. Еще я никогда не любила дачу и чаще ездила в Париж, а теперь думаю: как было бы классно сидеть там на лавочке, рядом — костер, дедушка яблоки собирает… Почему-то, хочется завести растения, а еще — начать рисовать: лет десять я этого не делала, а теперь решаю, где заказать краски. Первое, что сделаю, когда кончится карантин — возьму красивую сумку, красивое пальто и пойду к родителям. Я не видела их четыре месяца и очень соскучилась. Не по разговорам с ними, разговоров достаточно, а вот обнять и потрогать — очень хочется.

Пять правил для тех, кто болен COVID-19

1. Возьмите в больницу пробиотики для микрофлоры кишечника и всевозможные кремы. Два неизбежных спутника лечения — это боль в животе и сухость кожи и слизистых. На это жалуются все знакомые мне пациенты Коммунарки, как мужчины, так и женщины. Пригодятся капли для глаз и носа и кремы для всех частей тела.

2. Будьте в курсе того, что именно вам назначили, и контролируйте лечение. Задавайте как можно больше вопросов: что означает диагноз, что за лечение назначили, сколько раз в день принимать таблетки или сидеть под капельницей. Врачи работают в бешеном ритме, из-за чего неизбежно возникают ошибки. Например, меня отметили как диабетика и собрались колоть инсулин. Если вы точно знаете, какие препараты вам назначены, вы не дадите вколоть себе ненужный инсулин и заметите, если вам поставили две капельницы, а про третью забыли.

3. Слушайтесь врача и не занимайтесь самолечением. Подбирая терапию, врач учитывает ваше состояние и анамнез. В отличие от него, вы не можете просчитать последствия приема лекарства. Так что прочитав о препарате, который потенциально может помочь, просто закройте новость. Если очень хочется — спросите у лечащего врача, что это за препарат и стоит ли вам его попробовать.

4. Соглашайтесь на экспериментальное лечение только после разговора с лечащим врачом. Обязательно узнайте у него, что за препарат вам предлагают, как он действует, почему его предлагают именно вам и какие у него побочные эффекты. Читать о таком лечении в интернете не стоит, разве что вы сами врач или биолог. Если нет — у вас вряд ли получится разобраться в научных статьях, скорее, в интернете вы найдете чье-нибудь некомпетентное мнение и запутаетесь.

5. Планируйте день и думайте о будущем. Чтобы справиться с тревожными мыслями, придумайте интересные занятия, которые можно сделать в больнице или дома. Если всегда хотели попробовать рисовать, но никак не решались — сейчас самое время начать. Другой способ сохранить рассудок — позитивное планирование: продумайте первый отпуск после карантина или решите, в какой цвет покрасите волосы, как только откроются салоны красоты. У всех есть желания и цели, которые мы откладывали на потом — а теперь осуществить их невозможно. Пообещайте себе, что займетесь ими после коронавируса, и представьте процесс в деталях. Вам полегчает.
   
   UPD. 15 апреля Мария Мухина получила результаты третьего теста на коронавирус. Он оказался отрицательным, как и два предыдущих. Это значит, что Мария вылечилась от COVID-19.