Расизм головного мозга. Как автоматические реакции рождают предубеждения

«Я не расист, но…» За «но» всегда следует набор расистских штампов. Они могут варьироваться в зависимости от национальности, образования, воспитания, социального статуса и уровня достатка того, кто их произносит. Неизменным остается одно: говорящий не считает их расистскими. Как 55% опрошенных россиян, которые не видят ничего предосудительного в лозунге «Россия для русских». 

Почему расовые предрассудки воспринимаются так естественно, что заметить их за собой часто невозможно? Мы знаем, что они травмируют мозг человека, на которого направлены: из-за повышенного уровня гормона стресса кортизола у жертв дискриминации нарушается баланс между белым и серым веществом. Но как они действуют на того, кто является их носителем? Связана ли слепота к собственному расизму с тем, что мозг расиста работает иначе? И что вообще такое расизм с точки зрения нейрофизиологии: скрытая норма или подавленная хроническая болезнь, которая периодически обостряется? 

Психическим заболеванием расизм мог стать еще в 1968 году. Тогда гарвардский профессор Элвин Пуссен предложил включить его в Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам как «бредовый синдром». Но критерии «клинического расизма» оставались настолько расплывчатыми, что через 10 лет его уже были готовы причислить к нарциссическим расстройствам, а еще через 13 — к патологическим зависимостям, с четырьмя главными симптомами: убежденностью в абсолютном превосходстве своего происхождения, неспособностью осознать свою ненависть к другим, нарушением восприятия и явными изменениями психического или физического состояния. В 2012 году в Оксфорде в ходе плацебо-контролируемого исследования даже удалось «снизить показатели расистских предрассудков» у испытуемых с помощью пропранолола. На первый взгляд это подтверждает идею «клинического расизма» — от идеологии нельзя было бы вылечить таблетками. Но при ближайшем рассмотрении эксперимент все же доказывает правоту экспертов Американской психиатрической ассоциации, которые изучили все теории и отказались включать расизм в перечень психических заболеваний. 

Пропранолол — бета-адреноблокатор, способный тормозить возбуждение нейронов в центральном ядре миндалевидного тела (амигдалы). Этот парный отдел мозга, разнесенный по височным долям обоих полушарий, управляет реакцией на угрозу. Именно он заставляет сердце подскакивать, а кожу покрываться испариной, когда при просмотре фильма ужасов нас застает врасплох «скример» — внезапное нападение монстра. 

Для обработки информации мозг задействует две системы. Одна «понимает», что именно мы воспринимаем, только после того, как информация пройдет обработку в специализированных разделах коры полушарий и будет осознана. Это занимает в среднем полсекунды — очень долго не только по нейробиологическим меркам. Амигдала же относится ко второй системе и получает информацию в обход корковых аналитических центров всего за 0,2 секунды. Она фиксирует угрозу и командует отреагировать на нее раньше, чем вы успеваете осознать, чего именно испугались. И хотя эта информация не так точна, мозг предпочитает использовать быструю бессознательную систему для обработки тревожных сигналов. Судя по всему, восприятие расовых различий относится к той же категории.

В последнее время на эту тему проведены десятки исследований. Теперь мы знаем о себе много неприятных фактов. Если показать нам серию фотографий со скоростью работы амигдалы (300 кадров в секунду), в момент демонстрации лиц с другим цветом кожи сканер зафиксирует в амигдале всплески активности, аналогичные реакции на угрозу. Ситуацию усугубляет тот факт, что при виде изображения человека с другим цветом кожи снижается активность веретенообразной извилины — важной области мозга, отвечающей за распознавание лиц. С одной стороны, мы мгновенно отличаем «своего» от «чужого». С другой стороны — не особо вникаем в различия между «чужими». Эксперименты показывают: обезличенный образ темнокожего может быть причиной того, что белые очевидцы преступлений часто ошибочно свидетельствуют против невиновных афроамериканцев. Ну и наконец — дети. Они тоже замечают расовые различия. Причем с самого нежного возраста — раньше, чем учатся говорить. Судя по ряду тестов, уже в шесть-восемь месяцев ребенок начинает задерживать взгляд на лицах людей с другим цветом кожи. А с трехлетнего возраста предпочитает играть с детьми своей расы. Получается, пропранолол в тесте на лечение от расизма просто помешал амигдале реагировать, как положено? Значит, расовое восприятие — это норма для мозга? 

Не значит, считает известный нейроэндокринолог и специалист по приматам Роберт Сапольски. Наш мозг — не расист, а педант. Он действительно мгновенно разделяет окружающих на «своих» и «чужих», но только потому, что категоризация помогает ему быстрее принимать решения, а значит, быть более эффективным. Мозг — это по большей части «машина выживания», объясняет нейропсихолог Дэвид Амодио. Пока наше сознание витает в облаках, мозг, не отрывая нас от размышлений о покупках или прочитанных книгах, контролирует за нас базовые функции — от дыхания до выявления опасностей. Но расовые различия не входят в обязательный набор признаков угрозы. 

Большую часть истории нашего вида, когда формировались бессознательные механизмы категоризации, люди жили в замкнутых группах охотников-собирателей и никогда в жизни не видели человека другой расы, рассуждает Сапольски. С точки зрения эволюции межрасовые контакты начались совсем недавно, когда человечество стало более мобильным. А значит, паническая реакция амигдалы на расовые различия не может быть ни естественной, ни тем более врожденной. 

Это хорошо видно на примере детей. Поначалу расовые различия их не пугают. Как показывают многочисленные исследования, пишет психолог Эллисон Бриско-Смит, внимание к человеку с другим цветом кожи для ребенка — лишь показатель развития общей способности к категоризации. Точно так же дети подмечают нюансы цвета, формы и размера любых объектов. Ситуация меняется с началом социализации. В этот момент, когда префронтальная кора, отвечающая за сознательное мышление, еще не развита, детям навязываются первые расовые стереотипы. Чаще всего это происходит не напрямую. Ребенок очень чутко реагирует на скрытые сигналы беспокойства со стороны родителей: изменения тона голоса или выражения лица, нежелание отвечать на естественные вопросы о причине внешних различий между ним и сверстниками, его родителями и другими людьми. Эта недосказанность создает вокруг расовых различий такую же невротическую атмосферу, какая в викторианские времена окружала секс, порождая поколения классических пациентов психоанализа. 

Связь между естественными реакциями амигдалы и бессознательными расовыми предрассудками формируется постепенно. Этот процесс называется долговременной потенциацией синаптической передачи. Как это происходит на нейробиологическом уровне, рассказывает американская специалистка по психологии предубеждений Мазарин Банаджи. Повторяющееся воздействие одних и тех же сигналов закрепляет химическую связь между нейронами. В результате создаются нейронные комплексы, которые в дальнейшем автоматически срабатывают в ответ на похожий стимул. По мере того как мозг накапливает негативные ассоциации между цветом кожи и опасностью, амигдала начинает все чаще ошибочно реагировать на расовые различия так, как будто речь идет об угрозе выживания. 

Расизм без социального и идеологического антуража: не норма и не болезнь, не «бремя белого человека» и не попытка сохранить «традиционную культуру», не забота о рабочих местах и «чистоте крови», а ошибочная ассоциация, из-за которой мы путаем непохожесть с угрозой. 

Можно ли разорвать ошибочные связи между стимулом и реакцией? Как доказывают исследования, их точно можно ослабить — «затереть» новыми позитивными ассоциациями. Но для начала нужно осознать, что расовые стереотипы у тебя есть, даже если ты уверен, что их быть не должно. Я вспоминаю громкую историю с австрийской феминисткой Зигрид Маурер, которая в прошлом году написала в твиттере: «Я расистка. Я сексистка. Потому что я выросла в таком обществе. Начать работу над ошибками с себя — наша личная ответственность». И думаю, что надо поменьше себя оправдывать и почаще мысленно повторять: я расист, но… 

Фото на обложке: Anna Shvets / Pexels