Как развить в себе креативность. Рик Рубин у Эндрю Хубермана

Нейробиолог из Стэнфорда, популярный подкастер Эндрю Хуберман три часа проговорил со знаменитым музыкальным продюсером Риком Рубиным — о творчестве, креативности, границах человеческого восприятия и о книге Рубина The Creative Act: A Way of Being, которая вышла в январе 2023 года. Мы пересказали самые интересные моменты их разговора.

Творчество как облако, сон и магия

Рик Рубин — наверное, самый известный музыкальный продюсер в мире из ныне живущих. Он работал с Metallica, Slayer, Beastie Boys, Run DMC, Jay Z, Red Hot Chili Peppers, System of a Down, Linkin Park, c Джонни Кэшем, Канье Уэстом, Адель и множеством других исполнителей и групп в самых разных жанрах. Кажется, Рубин знает какой-то секрет, и ему удалось совершить почти невозможное — поставить креативность на поток, если не на конвейер.

С точки зрения науки, говорит Хуберман, творчество — вещь почти неуловимая, которую нельзя зафиксировать и всесторонне описать. Он сравнивает творчество с облаком: оно плывет в небе, меняет очертания, размер, цвет, а потом вдруг растворяется без следа. И вспоминает слова их с Рубиным общего знакомого, лидера группы The Clash Джо Страммера, который говорил: когда у вас появляется идея, вам нужно тут же ее записать; в конечном счете она может вам не пригодиться, но если вы этого не сделаете, она просто исчезнет.

«Я думаю, лучше всего думать о творчестве, как о сне. Когда вы проснетесь, вы можете вспомнить какую-то его часть, но не все. Это может быть просто серия абстрактных образов — вы можете записать их и только потом понять, что они означали, а можете и не понять», — отвечает Рубин. 

Процесс творчества он сравнивает с поиском чувств в самом себе. «Это может быть чувство волнения, энтузиазма, интереса, любопытства, ощущение движения вперед. Мы просто следуем этой энергии в своем теле, чувствуя, что здесь что-то есть — и я хочу знать больше, я хочу знать больше, я хочу знать больше». А главный навык, который необходим для развития артиста — знать, что вы чувствуете и владеть своими чувствами, говорит Рубин.

«Творчество — не интеллектуальный процесс, это что-то другое, поэтому его так трудно описать словами и так трудно говорить о нем. Творчество ближе к магии, чем к науке», — считает Рубин. Поэтому детям творить проще, чем взрослым: у них нет багажа знаний, системы убеждений, они не знают, «как все устроено», и творят так, как хотят, опираясь на свое незнание.

Поэтому творческие люди — это обычно те, кто до конца не перестали быть детьми, считает Хуберман: «У меня этот перелом случился лет в 11 или 12. Знаете, когда ваше понимание реальности, а оно меняется со временем, кристаллизуется во "взрослую" форму реальности».   

Именно незнание того, как делаются дела в музыкальном бизнесе, помогло Рубину на раннем этапе его карьеры, считает он: «Я начал заниматься музыкой без какого-либо полезного опыта, поэтому я вообще не знал, что нарушаю какие-то правила. Я просто делал то, что мне казалось правильным».

Вам может не понравиться, но я все равно это сделаю

В середине 1980-х Рубин начал работать с исполнителям в жанре хип-хоп: Run DMC, Public Enemy, LL Cool J. Сейчас хип-хоп — мэйнстрим и огромная коммерчески успешная индустрия, а когда они с Beastie Boys работали над их дебютным альбомом, хип-хоп был «крошечной андеграундной вещью», на которую музыкальный бизнес не обращал внимания, говорит Рубин. «Никто не думал, что это все когда-нибудь будет что-то значить. Мы просто занимались этим для наших сумасшедших друзей, вот и все».

В этом суть подлинного творчества: вы делаете вещи, которые вам нравятся, просто потому, что они вам нравятся, говорит Рубин: «Я хочу это сделать, потому что больше никто в мире этого не делает, только я смогу». Если вы занимаетесь чем-то только для того, чтобы заработать денег, это тоже вполне достойное занятие, просто это не творчество. 

«Если я подрываю свой вкус по коммерческим причинам, это уничтожает саму цель творчества. В творчестве я делаю себя и показываю вам; вам это может нравиться или нет, я все равно это сделаю». Об одном нужно помнить всегда, говорит Рубин: то, что нравится вам, совершенно не обязательно понравится другим людям, вы не способны это контролировать. 

Единственное, что находится под контролем творца — это его отношение к тому, чем он занят, и умение верить своим чувствам. «Понимание того, что вы чувствуете, находясь перед лицом [критикующих] голосов и не сомневаясь в себе — это, наверное, самое главное в практике артиста», — говорит Рубин.

Пытаться угадать желания публики не стоит еще и потому, что большинство людей не знают, что им нравится, считает Хуберман: им нравится то, что нравится людям, которые им нравятся. Эндрю вспоминает юность, когда они с друзьями катались на скейтбордах и носили одежду в стиле buggy: свободные футболки и штаны с «обвисшим задом», из-за которой другие подростки их все время дразнили. «А потом стал модным хип-хоп и все, кто над нами смеялся, тут же начали носить то же самое».

Три фазы творчества

Но если творчество — это процесс самовыражения, конечный результат которого может и не получить признания других людей, как Рубину удается раз за разом добиваться именно коммерческого успеха? Нет ли в этом лукавства? (Правда, это может быть и «ошибкой выжившего»: мы просто не знаем имен исполнителей, с которым работал Рубин и которые не стали знаменитыми. В любом случае число его успешных работ поражает).

Рубин отвечает, что во всех случаях просто полагается на свое чутье, на личный вкус и буквально на ощущения в теле, которые подсказывают ему, что эта песня, группа или проект будут успешными. «Ощущения не локализованы где-то конкретно, это как прилив энергии».

Чувство, что все сделано «правильно» может появиться — или нет — уже в процессе работы над проектом, причем обычно у всех участников. Но чаще судить можно лишь по результату. «Простой способ описать это выглядит так: я поставлю перед вами две тарелки с едой, попрошу попробовать и сказать мне, какая вам нравится больше. Это довольно просто, и я думаю, так можно описать большую часть творчества».

У Рубина есть своя творческая методика, он сравнивает ее выращиванием растений, то есть с чем-то очень натуральным, природным.

Первая фаза: «Сбор семян». «Я всегда нахожусь в фазе сбора семян, это постоянная часть моей жизни. Я просто собираю семена и думаю, есть ли у них потенциал стать чем-то, чем угодно. На этом этапе нет никаких дедлайнов, займет это два или три года, не имеет значения, дело не в этом. Просто эта вещь должна стать великой».

Вторая фаза: «Эксперимент». На этом этапе семена надо посадить в землю и посмотреть, что из них вырастет. «Вы не говорите семенам, что им делать, вы просто высаживаете их в почву. Поливаете и следите, чтобы на них светило солнце. Вы не можете заставить их расти, вы можете только ждать, когда они прорастут и станут растениями». В этой фазе дедлайны тоже не имеют смысла.

Третья фаза: «Изготовление». «ОК, у меня уже есть растение, может быть, я собираюсь его срезать, может быть, как-то соединить с другими растениями, отредактировать и, наконец, перейти к финальной фазе — поделиться этим растением с миром, показать его людям». На этой фазе уже имеет смысл устанавливать дедлайны, говорит Рубин, и тут же поправляет себя: «Но лучше не уложиться в установленный срок, чем навредить проекту — по крайней мере, я так решил для себя».

Рубин признается, что не любит дедлайны и часто работает над проектами дольше, чем это необходимо: «Когда тебе нравится процесс, ты можешь заниматься этим вечно и никогда ничего не выпустить. Для меня работает одна мотивация: если я продолжу возиться с этим проектом, то никогда не смогу начать следующий».

Человек как антенна для красоты мира

Хуберман, как настоящий ученый, все же пытается получить от Рубина более или менее четкое определение творчества. Например, можно ли сказать, что творчество — это процесс перестановки уже существующих элементов или придумывания новых?

Рубин соглашается, что творчество можно описать, как комбинацию уже существующих идей, представленных по-новому. Но нельзя ограничить творчество этим описанием: оно не обязательно должно создавать что-то невиданное, чтобы удивлять, потрясать или радовать нас.

Источник наших чувств находится внутри нас, а красота есть во всем вокруг нас, в том числе в самых привычных нам вещах: мы можем поражаться тому, как растут деревья, как летают птицы или как кит плавает в океане. Мы просто не всегда замечаем красоту мира, говорит Рубин: «Мы можем рассматривать каплю масла под микроскопом или фото далеких галактик, снятые телескопом Хаббл, испытывая восхищение. Но вокруг нас не менее впечатляющие вещи, где же наше онемение (numb) перед ними? Просто мы видим их каждый день, в этом все дело… А потом в наше поле зрения влетает какая-нибудь стрекоза и вдруг выводит нас из этого транса».

В этом один из секретов искусства и творчества: артист не обязательно изменяет реальность, «пересобирая» ее новым образом или создавая новую, он может изменить наше восприятие реальности, заставить рассматривать ее под другим углом, видеть подлинную красоту мира. «Вспомним картины Пикассо, вдохновленные африканским искусством, на которых глаза находятся на разных уровнях — они ведь могут дать нам больше информации, чем дала бы фотография».

Красота находится вокруг нас, источник чувств, на которые она воздействует — внутри нас, а человек с его органами восприятия представляет собой скорее антенну, которая воспринимает внешнюю красоту и транслирует ее внутрь, считает Рубин.

Нейробиолог Хуберман соглашается с ним и добавляет, что человеку очень трудно вырваться из «транса», за рамки привычного восприятия мира. Этому способствует его эволюционное развитие. Например, у людей встречается парейдолия — склонность смотреть на некий предмет (дерево, облако или Луну) и различать в нем черты чего-то другого: рожка мороженого или человеческого лица.

Эти фокусы с нами творит наш мозг, объясняет Хуберман: «У нас есть область мозга, называемая латеральной веретенообразной лицевой извилиной, это область распознавания лиц. Ваше тело может быть в любом положении, я увижу ваши глаза и буду знать, что это вы». Иногда эта способность сбивается, например, в результате травмы, и возникает прозопагнозия, неспособность различать и запоминать лица. «Все это показывает, до какой степени наш мозг стремится накладывать символические фильтры на вещи вокруг нас».

Есть люди, способные изменять наши перцептивные фильтры, манипулируя нашим восприятием — такие, как художник Марк Ротко, продолжает он. «Он просто менял цветовое пространство и люди начинали видеть цвета по-другому. Помните этот мем с то ли сине-черным, то ли бело-золотым платьем? Вот что-то подобное. Я готов спорить, что Ротко ничего не знал о нейронауке цвета, просто интуитивно попадал в точку, убирая белое и высококонтрастное. А потом оказалось, что наука и искусство в этой точке сошлись».

Рестлинг и борьба с реальностью

Значительную часть беседы Хуберман и Рубин посвятили обсуждению рестлинга, фанатами которого они оба являются — я не стану пересказывать эту часть, потому что она наполнена имена и терминами, которые ничего не говорят большинству из нас. Но там была одна интересная мысль, мимо которой я просто не смог пройти.

Рестлинг — спланированное, постановочное шоу, именно поэтому его можно назвать видом искусства, считает Рубин. Спортивная борьба не предполагает заранее понятного финала, в этом ее суть: идет схватка двух людей, один должен победить, результат не всегда предсказуем. Рестлинг же больше похож на балет, в нем сценарий и роли расписаны заранее. «Мы знаем, что это шоу, спектакль. Рестлинг — это рассказывание историй, там все, как в жизни, только мы думаем, что рестлинг — фальшивка, а мир — настоящий. А может быть, рестлинг настоящий, а мир — фальшивка?», — говорит он.

Рубин затем объясняет свой парадоксальный тезис: спортивная борьба «реальна», и потому лишний раз убеждает нас в реальности окружающего нас мира, который мы на самом деле видим очень субъективно, через множество искажений и выученных шаблонов. А рестлинг заставляет нас сомневаться в реальности: мы знаем, что это шоу, но больно ли рестлеру, когда его бьют, или он просто изображает боль? Сломали ему ногу на самом деле или это просто часть шоу? Да, герои должны победить злодеев, но увидим ли мы их победу в этот раз?

«С рестлингом мы никогда не знаем, что в нем реально. И это повторяет наш опыт общения с миром, потому что на самом деле мы не знаем, что в нем реально, а что нет», — заключает Рубин.

Нейробиологи давно задаются этим вопросом, говорит Хуберман, вспоминая работы Ричарда Акселя, лауреата Нобелевской премии в области медицины за исследования в области обоняния, доказавшего, как именно наш мозг распознает запахи. По мнению Акселя (и не только его), мы имеем дело не с реальностью, а с абстракциями, которые создает наш мозг. Поток сенсорной информации, поступающей через наши органы чувств, слишком велик, и мозг занимается ее «абстрагированием», представляя информацию в более компактном и понятном нам виде. Способность к созданию абстракций является отличительной чертой человеческого мышления, отличающей нас от других высокоорганизованных живых существ, но мы действительно никогда не знаем, насколько «реален» воспринимаемый нами мир.

Возраст и пластичность мозга

Хуберман вспоминает, что когда он был подростком, музыка имела для него гораздо большее значение, чем сейчас, и пытается найти ответ на вопрос, почему с возрастом продолжает в основном слушать ту же музыку. «Мне кажется, есть что особенное в музыке, которую мы слушаем подростками. Может быть, потому что этот этап жизни связан с кризисом идентичности: вы не найдете очень много 40-летних, задающихся вопросом, кто они такие».

В этом возрасте мы определяем, кто мы такие, и музыка является частью определения, соглашается Рубин: «Она может не нравиться родителям, старшим братьям или сестрам, но это моя музыка. И это ощущение остается в нас навсегда». Но как тогда полюбить новую музыку и способна ли она вызывать у нас настолько же яркие переживания, спрашивает Хуберман.

Рубин отвечает, что просто старается слушать больше неизвестной ему музыки. «Я слушаю много классической музыки, немного джаза и много старой музыки, которую никогда раньше не слышал. Мне нравится удивляться музыке, мне нравится, когда она застает меня врасплох». И добавляет, что вообще не склонен уделять прошлому много внимания. «Я не привязан к прошлому, я никогда не оглядываюсь — только настоящее и то, что впереди».

Хуберман вспоминает старую аксиому, что мозг человека теряет пластичность после 25 лет: ее выдвинули Дэвид Хьюбел и Торстен Визель, получившие в том числе за это Нобелевскую премию. «Я буквально вырос с этим принципом, это было почти религиозное правило: мозг может меняться и учиться только до тех пор, пока тебе не исполнится 25. А потом появляются Майк Мерцених и Грегг Реканцоне, и доказывают, что это не так: мозг, хоть и с оговорками, остается пластичным всю жизнь».

Хуберман спрашивает 60-летнего Рика Рубина, как ему удается сохранять пластичность мозга и находить новые идеи. Тот отвечает, что старается больше гулять на солнце, что с юности увлечен йогой-нидра и медитацией: сначала трансцендентальной, сейчас — звуковой медитацией, разработанной Институтом Монро; что 22 года был веганом, а потом начал есть мясо и не жалеет об этом, что старается получать удовольствие от жизни (чувствуется, что в отличие от фанатично увлеченного различными видами физической активности Хубермана, Рубин не уделяет им так много внимания).

Что касается новых идей, здесь все просто. «Я пробую самые разные вещи, постоянно ищу новые решения для чего угодно. Из Стэнфорда или просто от какого-то парня, с которым я поговорил на улице. Если это работает, мне все равно, откуда они берутся».

Рубин также говорит, что старается обращать внимание на «подсказки», которые все время дает всем нам окружающий мир. «Всюду есть подсказки, они либо шепчут, либо кричат, но надо уметь их слышать. Вы можете услышать фразу, обратить на что-то внимание, это вызовет мысль, идею… Я верю, что Вселенная — на стороне творчества, она его поддерживает».

Хуберман, в свою очередь, говорит, что написал на стене своей лаборатории «Закон Страммера» — No input, No output — и призвал сотрудников всегда ему следовать.