Раньше мне нравилось отмечать, где я побывал за год. Потом — какие прочитал книги. Сейчас я понимаю, что самые ценные находки — это большие идеи, которые я подхватил в книгах, статьях, подкастах и в разговорах с людьми. Идеи меняют меня, так как меняют мой взгляд на мир. Из них выстраивается то, что известный инвестор Чарли Мангер называет ментальными моделями или решеткой (lattice; об этом будет во второй части). Чем больше классных идей из самых разных областей вплетено в эту решетку, тем лучше она работает, тем качественнее решения, которые вы принимаете.
Кому благодарен за идею: Дональду Хоффману
Мы привыкли думать, что в ходе эволюции выжили те существа, чьи органы чувств точнее отображали реальность. Хищнику так проще поймать жертву, жертве — убежать от хищника, и им обоим — найти идеальных партнеров для размножения. Но профессор когнитивных наук Дональд Хоффман, используя аппарат теории игр и математику, доказывает: живые существа, которым органы чувств сообщали бы «правду» о внешнем мире, стабильно проигрывали бы в естественном отборе тем, кому органы чувств дают только необходимую для выживания информацию.
И эта необходимая информация, делает вывод Хоффман, не имеет к реальности никакого отношения. Она лишь — упрощенная модель чего-то, о чем мы не имеем ни малейшего представления. Эта модель может сильно отличаться у разных биологических видов, поскольку она нужна только для того, чтобы именно этому виду с его специфическими органами чувств и с его биологическими запросами было удобно продолжать свой род.
Эволюция как бы ввела всех в заблуждение, спрятав от нас реальность.
По Хоффману, то, что мы принимаем за реальность — это своего рода интерфейс наподобие десктопа вашего компьютера. Представьте, что вы пишите книгу на ноутбуке. Вы включаете его и видите в центре экрана голубой прямоугольник, вроде бы содержащий результат вашей работы. Но вы ведь не считаете, что это буквально и есть написанная вами книга? Реальная книга не голубая, не прямоугольная и не лежит в центре вашего экрана. Все эти иконки на десктопе, сама их природа («иконность») нужны лишь для того, чтобы вам было максимально удобно взаимодействовать с нулями и единицами компьютерного кода и электрическими цепями. Попробуйте написать книгу, непосредственно манипулируя зарядами на транзисторах и картах памяти — это и будет самой близкой аналогией попытки «пощупать» реальность.
Хоффман не утверждает, что реальности не существует: что-то ТАМ безусловно есть. Но ТАМ — это не в трехмерном пространстве вокруг нас, как вы могли бы подумать. Трехмерное пространство и время — тоже часть интерфейса, слепленного в ходе эволюции для нашего с вами удобства. Самое любопытное подтверждение этому — научные работы, показывающие, что субъективное ощущение расстояния зависит от энергии, которая у нас есть: люди, выпившие сладкий напиток, определяют дистанцию до объектов как более короткую, в отличие от их коллег, которым дали напитки с сахарозаменителем. Ведь и правда — с точки зрения эволюции жизни пространство возникло лишь тогда, когда первые живые существа стали передвигаться в поисках источников энергии. Возможно, тогда же и были заложены основы нашего пространственно-временного интерфейса.
Хоффман, конечно же, ссылается и на современных физиков, среди которых укрепляется мнение, что концепция «пространства-времени» обречена (знаменитое Space-Time is Doomed).
«Мое собственное тело, — пишет Хоффман, добираясь до самого святого, — лишь иконка, скрывающая сложную реальность, о которой я не имею ни малейшего представления. Я не знаю моих реальных действий. Я знаю только как иконка моего тела ведет себя во взаимодействии с другими иконками внутри моего интерфейса».
P.S. С этой идеей очень перекликается творчество итальянского художника Лучо Фонтаны (1899–1968), чья большая ретроспектива идет сейчас в Москве. В его проколотых и разрезанных холстах можно увидеть жест, указывающий на беспомощность перед лицом реальности, на тщетную попытку выйти за пределы понятных нам измерений. «В отверстия, которые я проделываю, просачивается бесконечность», — писал Фонтана; он, кстати, был в курсе современных ему физических теорий и часто на них ссылался.
Кому благодарен за идею: Питеру Годфри-Смиту
Осьминоги настолько удивительные существа, что философ Питер Годфри-Смит провел под водой сотни часов, изучая их поведение, а потом написал книгу о проблемах сознания. Очень глубокую. (Простите за невольную игру слов.)
Наш мозг — результат эволюции: снимите толстую верхнюю кору и внутри вы обнаружите древние структуры мозга, которые очень похожи на мозг лягушки — только побольше. В этом смысле все позвоночные животные имеют что-то общее. Нельзя сказать, что мы думаем так же, как это делают собаки, птицы или рыбы с лягушками (мы вообще не можем сказать, как они думают), но наши нервные системы и головной мозг как бы сделаны по одной и той же схеме: у кого-то попроще, у кого-то — похитрее и посложнее.
Но вот — осьминог. Довольно разумное животное, любопытное, способное различать разных людей в лаборатории, иногда использующее предметы в качестве инструментов: известны, например, случаи, когда осьминоги подбирали у берега расколотые кокосовые орехи, таскали их с собой, сложив одну половинку в другую, и в случае приближения опасности прятались внутрь самодельного сферического панциря.
Мозг осьминога, или правильнее говорить — мозги, так как его щупальца имеют свою развитую нервную систему и обладают определенной автономностью, тоже — результат эволюции. При этом общий предок всех современных позвоночных и осьминога жил очень-очень давно — 600 миллионов лет назад. И это был совсем примитивный организм, не обладающий даже зачатками того, что мы называем мозгом.
Получается, что мозг осьминогов — это результат параллельного, независимого эволюционного эксперимента по созданию организмов с развитой нервной деятельностью. И если мы можем вступать в контакт с этими животными, то это происходит не из-за природного родства как с дельфинами или даже птицами, а потому, что эволюция создала способный на контакт мозг два раза. «Это самое близкое к тому, что можно было бы назвать встречей с внеземным сознанием», — пишет Годфри-Смит.
Еще одна занимательная история — про то, почему осьминоги и другие головоногие моллюски (каракатицы, кальмары) меняют окраску. Они часто делают это без видимого повода: спокойно передвигаясь по дну моря, переливаются разными оттенками и узорами. Годфри-Смит сравнивает поверхность этих животных с экранами, обладающими миллионами пикселей; и это, вообще-то, мощное средство передачи информации — более мощное даже, чем у многих млекопитающих с их ограниченным набором звуков. Однако осьминоги, кажется, используют такой сложный инструмент вхолостую — их социальная жизнь несравнимо беднее, чем в стаях волков или обезьян. По словам Годфри-Смита, кожа осьминога как бы сообщает о том, что происходит у него внутри, но никому до этого нет дела.
Ну и главный вопрос: если осьминоги такие умные, то почему они не колонизировали пол-океана? Ответ грустный: им просто не повезло. Для столь развитых существ осьминоги живут чрезвычайно недолго — порядка двух лет. Какие уж тут колонии — успеть бы передать гены следующему поколению.
Кому благодарен за идею: Роберту Сапольски
Из чего складывается политика? Из суждений и предпочтений. Вы за гей-браки или против? Разрешить иностранцам (американцам!) добычу нефти на территории страны или нет? Потратить бюджетные деньги на образование или все-таки на разработку новой ракеты?
Конечно, внутри политики прячутся личные или групповые интересы: стремление к обогащению или защите собственности, но во внешнем, публичном поле все равно идет соревнование идей.
Тем временем вдали от бюджетных комитетов и избирательных участков нейрофизиологи находят все больше подтверждений тому, что политические взгляды имеют и биологическую подоплеку.
Здесь стоит напомнить, что природа не предвидела появления на Земле существ, ведущих теледебаты. Например, за моральное отвращение, к которому так часто апеллируют политики, у человека отвечает та же зона мозга — зона островка, которая у всех млекопитающих отвечает за отвращение к неприятному запаху и вкусу. Островок взял на себя, так сказать, внеурочку. Начните регулярно рассказывать по телевидению о том, что Чужие (мигранты, богачи, люди из соседней страны) обладают физически неприятными чертами — у зрителя будет активироваться островок. «Считайте, что задача “насаждения” в него геноцида успешно выполнена», — пишет Сапольски.
Посадите либерально настроенных людей в комнату, где сильно пахнет из мусорного ведра, и они начнут выдавать более консервативные ответы на вопросы теста. То же самое происходит, если ответы нужно давать в спешке, когда человек не успевает рационализировать свой выбор. А также — на голодный желудок. (Известная статистика про судей, которые выносили больше положительных решений об условно-досрочном освобождении после обеда.)
При этом у людей консервативных взглядов в целом более низкий порог отвращения. Но если консерватора попросить стать более эмоционально отстраненным при виде чего-то неприятного, то он неожиданно станет либеральнее.
А еще консерваторам свойственна увеличенная миндалина — часть мозга, которая вступает в права, когда дело касается страха и восприятия угрожающих ситуаций. (Республиканцам в три раза чаще, чем демократам, снятся кошмары!) Отсюда же — боязнь нового: а вдруг чего случится?
Есть также связь между невысоким интеллектом и отдельным подвидом консерватизма — правым авторитаризмом, любви к иерархии. «Правый авторитаризм дает простые ответы, идеально подходящие людям со сниженной способностью к абстрактной логике», — читаем у Сапольски.
К чему я клоню? Не к тому, что одни люди лучше других. Я хоть и придерживаюсь либеральных взглядов, но считаю, что обществу для нормального развития необходима некая доля консерватизма. Просто разные точки зрения должны быть по-настоящему (а не как в нашей Госдуме) представлены во власти и дополнять друг друга. А их носители должны иметь возможность свободно обмениваться мнениями.
Но меня не оставляет в мысль, что многие судьбоносные и, порой, стоящие человеческих жизней решения принимаются лишь потому, что активность островка, или миндалины, или еще какой-то завитушки в головном мозге у группы людей оказалась слишком высокой — с рождения или благодаря воздействию тех или иных образов из телевидения и соцсетей, или даже –– из-за падения уровня глюкозы в крови. Но чаще всего — из-за банального недостатка знаний.
Кому благодарен за идею: Шейну Пэрришу, Александру Каплану
Заводы стоят, зарплаты не платят, цены в магазинах растут, да и купить в них особенно нечего. На дворе 1993 год. Вы обычный студент и недавно получили на руки бумагу с непонятной надписью «Приватизационный чек», за которую в соседнем киоске дают 8000 рублей наличными. Вы продаете свой чек, чтобы сходить с девушкой в театр.
Так я и поступил.
Но, допустим, вы выросли в свободной стране с рыночной экономикой и, приехав в 1993 году в Россию, видите совсем другую картину. Сотни потенциально интересных предприятий — особенно те, что продают свою продукцию на экспорт: им бы только сменить менеджмент и обновить оборудование. И акции этих предприятий обмениваются на чеки, условно, за один доллар, тогда как аналогичные компании на развивающихся рынках вроде Бразилии и ЮАР стоили бы двадцать. Вы скупаете чеки, обмениваете их на акции и ждете, когда стоимость взлетит в разы.
Так поступили некоторые иностранцы и наши соотечественники, ставшие впоследствии миллионерами.
Этот пример — о том, что нет какой-то единой реальности. Ее восприятие сильно зависит от картины мира, сложившейся у нас в голове. Эту картину еще иногда называют ментальной моделью. Чарли Мангер, легендарный инвестор и партнер Уоррена Баффета, говорит, что ментальные модели —это как «решетки», на которые навешиваются разные факты, принимая логичный и стройный вид. Если вы просто зубрите материал — он скоро выветрится. Если он сел на имеющуюся у вас решетку — закрепится навсегда. В итоге: чем больше у вас проверенных опытом ментальных моделей, тем лучше вы адаптированы к разным ситуациям.
Хорошо, если у вас есть прочная «решетка», необходимая для работы по вашей специальности. Но еще лучше — иметь возможность смотреть на мир под разными углами. Блогер и писатель Шейн Пэрриш приводит пример с лесом. Ботаник видит его как совокупность растений. Эколог заметит переплетение экосистем. Лесотехник прикинет объемы вырубки. Бизнесмен оценит стоимость земли. Каждый из них прав, но, только изучив основы нескольких дисциплин, вы сможете взглянуть на лес максимально объемно — приложив к нему многие модели.
Пэрриш провел феноменальную работу по систематизации ментальных моделей. Я же приведу немного другие примеры.
Эволюция. Модель, которую можно использовать не только в биологии: можно говорить об эволюции форм-факторов в электронике или об эволюции вселенных. Эволюционируют журналы и медицина, армии и университеты, целые страны, да и сами идеи. Британский журналист Мэтт Ридли блестяще применил эту модель в книге «Эволюция всего», чтобы доказать, что все лучшее, что есть у человечества –– это результат спонтанного развития снизу, конкурентной борьбы многих людей и идей, а не гениальных решений, принятых где-то наверху великими правителями, как нас учат учебники истории.
Return On Investment (ROI, отдача от инвестиций). Термин из финансовой сферы, но использовать его можно везде, где идет речь о затрате ресурсов. Вы потратили время, энергию на какое-то дело: каков результат? Мог ли он быть лучше? Могли бы вы приложить те же усилия к чему-то другому?
Путь героя. Концепция, пришедшая из анализа сказок и мифов и наиболее ярко выраженная в книге Джозефа Кэмпбелла «Тысячеликий герой», применима к любой ситуации, где вы (команда, компания) начинаете что-то новое (отправляетесь в путешествие), проходите разные стадии взаимодействия с окружающим миром в лице «драконов» и «волшебных помощников» и возвращаетесь в итоге обогащенным (или богатым).
Ментальные модели — эфемерная штука: их нельзя потрогать, они не проявляются на фМРТ или энцефалограмме. Но они безусловно влияют на всю нашу жизнь.
Недавно я задал известному российскому нейрофизиологу Александру Каплану вопрос о том, как ему удается сохранять живость, подвижность ума. Неожиданно для меня он заговорил о ментальных моделях: «Мне кажется, что если человек вовлечен в продумывание, в жизнь в этом мире, то у него становится более богатая модель устройства физического мира. А она, конечно, создает внутренний комфорт, поскольку, вообще-то, мы живем в [ментальной] модели, а не во внешнем мире. Физический мир мы воспринимаем именно через эту модель».
Мне комфортно было в модели, где приватизационный ваучер можно было обменять на вечер в театре. Вряд ли бы я принял другую модель тогда. Но сейчас я могу увидеть другие варианты. И я также знаю, что их больше, чем я могу представить.
Кому благодарен за идею: Питеру Годфри-Смиту, Александру Фединцеву и всем российским трансгуманистам
Все живые организмы стареют и умирают, хоть и с разной скоростью. Комары живут около месяца, мыши — два года, люди — десятки лет, гренландские акулы могут прожить два с половиной века. Сосны, растущие сейчас в национальных парках в Калифорнии, уже подставляли свои кроны солнцу, когда Иисус читал проповеди. Но и они когда-то погибнут.
Причина же старения и смерти не так проста, как кажется. Обычно мы говорим что-то вроде «таков порядок вещей» и не заглядываем глубже. А когда пытаемся понять суть вопроса, то обращаемся к простым и неточным аналогиям.
Например, живые организмы часто сравнивают с автомобилями: мол, отдельные части постепенно изнашиваются, и вот уже машину пора везти на свалку. Это наглядно. Но наши тела, в отличие от машины, состоят из клеток, постоянно обновляющих свой химический состав. Если бы каждая деталь автомобиля раз в N лет полностью меняла свой материал, то такой автомобиль служил бы вечно.
Можно зайти и с другой стороны. Клетки, из которых состоит наш организм, регулярно делятся, производя новые клетки. И раз уж мы стареем, то давайте предположим, что каждое следующее поколение клеток внутри нас как бы несет в себе возраст всех предыдущих поколений. Клетка только родилась, но она уже «старая», если вам 70 лет. Так? Но как тогда быть с таким вариантом клеток как бактерии? Нынешние бактерии –– прямые потомки таких же бактерий, живших миллионы лет назад. Они прошли через бесчисленное количество делений и по-прежнему молоды, прекрасны и не собираются на пенсию.
С точки зрения эволюции в старении и смерти вообще нет никакого смысла: наоборот, чем дольше организм живет, тем больше он мог бы оставить потомства (не в этом ли идея?). Однако эволюция, тем не менее, привела к старению и смерти. Как это объяснить?
Философ Питер Годфри-Смит в книге Other Minds предлагает для начала вспомнить про воздействие внешней среды.
Представим себе популяцию неких организмов. И предположим, что каждый год в среднем 5% этих организмов убивают молния, голод, заморозки или засуха. Тогда через девяносто лет — посчитайте в Excel — от первоначальной популяции останется лишь 1% «старичков», плюс, конечно, все потомки, которые успели родиться. В природе с ее непредсказуемыми катаклизмами все примерно так и устроено.
Теперь обратимся к главному инструменту эволюции — мутациям. Это абсолютно случайные химические события, происходящие в клетках. Если они дают организму преимущество в выживании и размножении или хотя бы никак не мешают, то передаются следующему поколению. Если мешают, то организм не передает свои гены дальше — ненужные мутации вымываются из популяции.
Но «плохие» мутации могут проявляться на разных стадиях жизни. Какие-то включаются в раннем возрасте и выталкивают организм из гонки за выживание. Другие — только через много лет.
Вспомним о нашей популяции, которую с вероятностью 5% в год убивает внешняя среда. Допустим «плохая» мутация включается только лет через 40. К тому времени 85% организмов (посчитайте в Excel) уже успеют передать эту мутацию замедленного действия своему потомству и умереть.
В результате в генетическом пуле накапливаются губительные мутации, которые включаются с возрастом. Это один трюк эволюции против жизни.
Второй трюк связан с тем, что у мутаций бывает множественный эффект. Одна и та же мутация может давать преимущество в молодости, но приносить какой-то вред по прошествии времени.
Слепой механизм эволюции опять же будет благоприятствовать накоплению таких мутаций, добивая тех, кому повезло пережить все стихийные бедствия.
Есть, впрочем, тип организмов, которые такую логику перехитрили. Это деревья. Чтобы понять, почему они живут сильно дольше животных, представьте такую картину. У какого-то животного случилась мутация, которая стабильно приводит к невероятной плодовитости в пожилом возрасте. (И я не имею в виду престарелых миллионеров!) Такой вид с ходом эволюции только увеличивал бы продолжительность жизни. Однако мы этого не наблюдаем, потому что описанное преимущество съедается естественной убылью от разных стихийных бедствий. Если в популяции и заведется «ген плодовитости пожилых», то шансы, что он перейдет к следующим поколениям, стремятся к нулю.
Деревья же так устроены, что у них этот механизм работает идеально. Во-первых, перевалив через определенный возраст, деревья становятся устойчивее к внешним воздействиям: процент естественной убыли у них сокращается условно с 5% до 0,1%. А, во-вторых, чем старше дерево, тем у него действительно больше потомства: ведь каждую новую ветку можно воспринимать как следующее поколение, которое передаст «гены долголетия» дальше. Так доживать до глубокой старости деревьям –– в силу их структуры –– оказалось эволюционно выгодно.
Раздел второй, практический. Выше мы говорили о клетках и мутациях в них. Но клетки существуют не в пустом пространстве, а в среде из белков и других молекул. Эта среда называется межклеточным матриксом. И если в клетках заложен какой-никакой механизм регенерации, то матрикс –– это, например, просто коллагеновые волокна, которые в наших телах не обновляются десятилетиями. Еще один элемент матрикса –– эластин, от которого зависит, среди прочего, эластичность наших сосудов, синтезируется в раннем возрасте, и мы с этим запасом живем всю жизнь.
С годами между длинными молекулами коллагена или эластина образуются сшивки из других молекул –– продуктов реакций с участием глюкозы (гликирования). А еще к ним прикрепляются, как хвосты, аддукты — тоже продукты гликирования.
В результате матрикс теряет пластичность, становится «жестким».
Если посмотреть на статистику по разным видам животных, то видна закономерность: чем выше скорость накопления сшивок, тем ниже продолжительность жизни. Почему? «Сшитый и полный токсичных аддуктов матрикс негативно влияет на клетки, которые реагируют на непривычное окружение. Клетки хуже выполняют свои функции и сами начинают выделять различные старящие [молекулы]», — пишет в статье, опубликованной на Reminder, Александр Фединцев, ученый-биогеронтолог, специализирующийся на биостатистике и анализе данных. Хуже того — из-за жесткого матрикса фибропласты (такие специальные клетки) начинают производить некачественный коллаген. Получается порочный круг.
Фединцев приводит в своей статье удивительное исследование, в котором у старых мышей извлекали стволовые клетки и пересаживали молодым особям, а потом, когда уже эти мыши старели, клетки пересаживали молодым особям еще раз. Этот и многие другие эксперименты показывают, что клетки могут жить дольше всего организма, если их помещать в благоприятную среду — такую, где матрикс еще не жесткий.
Что это сулит всем нам? Возможно, ученые скоро научатся убирать сшивки и аддукты в матриксе и тогда клетки вздохнут свободно и будут жить дольше. Гипотетически срок жизни клеток и живых организмов не ограничен ничем, кроме внешних катаклизмов: вспомним пример с бактериями.
Кому благодарен за идею: всем знакомым биохакерам, врачам и психотерапевтам
Биохакинг стал настолько распространенным явлением, что настоящие биохакеры уже просят себя так не называть — чтобы не смешиваться с широкими массами, бросившимися пить БАДы и ходить по вечерам в желтых очках, блокирующих голубой свет, который мешает нормальной выработке мелатонина.
Есть мнение, что первыми биохакерами были бодибилдеры: еще в 1970-х они начали «взламывать» гормональную систему и метаболизм, чтобы увеличить объем мышечной массы. Россия, впрочем, может похвастаться и своими первопроходцами. После революции 1917 года ученые, инженеры и просто энтузиасты бросились изобретать человека заново — новому строю нужен был новый человек. Архитектор Константин Мельников придумывал, как настроить эффективный сон. Его современник Александр Богданов основал первый в мире Институт переливания крови. Богданов умер как настоящий экспериментатор — в ходе очередного переливания себе крови от студента, что должно было, по его замыслу, привести к омоложению.
Современная идея биохакинга идет от представления о том, что наш организм — это система, которая при правильной настройке частей могла бы работать эффективнее. Отсюда — главные принципы.
Совершенно не случайно среди биохакеров оказалось много технологических предпринимателей: они привыкли смотреть на мир через призму дэшбордов, показывающих «воронки продаж», retention пользователей и их lifetime value. Менять красные клетки на зеленые в Excel-таблице с результатами анализов — процесс, схожий с управлением бизнесом.
(Упомяну в скобках и другой класс биохакеров — людей, чья деятельность не всегда отвечает представлению о здоровом образе жизни. Они именно что проводят эксперименты, которые часто расходятся с рекомендациями врачей. Самые отважные представители этого движения даже рискуют собой, испытывая, например, новые методы генной инженерии ради благой идеи радикального продления жизни.)
Пару месяцев назад я прочитал 15-страничный протокол известного американского биохакера, основателя проекта Selfhacked Джо Коэна. Он содержал список из 20 биодобавок с описанием эффектов и ссылками на научные статьи, а также — подробный режим дня, рассказ о правилах питания и тренировок. По словам Коэна, переход на такой образ жизни радикально изменил его: пропал вечный «туман» в голове, появились энергия и интерес к жизни.
Я знаю, что эффект большинства добавок неотличим от плацебо. Но я также знаю, отчего пропадает туман в голове. Собрав в большой Excel-таблице все данные о себе, вы получаете ощущение контроля — я сам проделывал эту операцию, вбив данные анализов, которые сдавал за последние десять лет. Это действительно снимает тревожность.
Появляется цель — превратить красное в зеленое. А если это становится еще и любимым делом, которое приносит деньги (для Коэна таким делом стал проект Selfhacked), — это дает настолько большой энергетический заряд, что с ним тяжело сравняться какой бы то ни было биодобавке.
Мой личный опыт, который включает и общение с биохакерами, и микроэксперименты со здоровьем, говорит о том, что дорога к активной и здоровой жизни проходит по большей мере через мозг. В этом процессе задействованы такие неуловимые материи как смысл, вера, любовь. Их сложно измерить, но ими все-таки можно управлять: через общение с приятными людьми, увлечения, медитацию, выработку здоровых привычек, психотерапию, чтение книг, спорт.
Ученые и биохакеры не изобрели пока никаких новых способов гарантированно продлить здоровую жизнь хотя бы на 5 лет. В нашем арсенале по-прежнему >рекомендации ЗОЖ с их умеренным питанием и «10 000 шагов», медицинские чекапы, отказ от курения, сокращение потребления алкоголя и сахара. И проблема не в том, чтобы эти рекомендации знать, а в том, чтобы им следовать — и это опять вопрос к мозгу. А еще у нас в запасе есть проверенный психологом Виктором Франклом прием — искать смысл в ежедневных делах. Кто-то находит его именно в том, что сейчас называют биохакингом.
Кому благодарен за идею: Мартину Рису
Как так получилось, что после Большого взрыва родившиеся в его пекле кусочки материи (кварки) слепились в атомы, те — сформировали сложные молекулы, из этих молекул собрались живые организмы, среди которых есть даже и такие, что рассуждают теперь о том, как так получилось?
Как сказал Винни-Пух по другому поводу: «Это неспроста».
Наша Вселенная — объект невероятных масштабов, который, тем не менее, можно охарактеризовать через физические константы. Например, взять две силы: электрическую силу, возникающую между двумя атомами, и гравитационную силу между ними же. Первая НАМНОГО больше второй — если быть точным, в 10 в 36 степени раз. Почему число именно такое? Так получилось. Но, если бы в нем было хоть немного меньше нулей, то все объекты притягивались бы друг другу сильнее и получилась бы короткоживущая миниатюрная вселенная. «Ни одно существо не могло бы стать больше насекомого, и времени на биологическую эволюцию не хватило бы», — пишет британский космолог и астрофизик Мартин Рис.
Еще одно число — ε (эпсилон), равное 0,007, определяет, насколько прочно связаны ядра атомов и как атомы формируются.
Когда-то во Вселенной существовал только один тип атомов — атом водорода: он состоит из единственного протона и примкнувшего к нему электрона. Потом внутри звезд, как в огромных термоядерных реакторах, стали собираться более сложные атомы — новые химические элементы. Так вот, если бы число ε было равно 0,006 или 0,008, то в нашей Вселенной не было бы водорода или — атомов, крупнее определенного уровня. Не было бы кислорода, серы, кальция, железа и всего остального, без чего мы бы вообще не существовали.
Атомы, если уж на то пошло, вообще — вторичный материал Вселенной, где структуры большого масштаба управляются какими-то совсем иными (и невидимыми) субстанциями вроде загадочной темной энергии, составляющей 74% всего, что есть в космосе.
Они (атомы) могли даже и не появиться на свет. Дело в том, что для каждого вида частиц существуют античастицы. Мы знаем, что число атомов во Вселенной равно 10 в 78 степени — в основном это все те же атомы водорода, состоящие из протона и электрона. Однако антиматерии (антипротонов и позитронов) мы не наблюдаем — иначе бы видимая нами материя постоянно аннигилировалась, столкнувшись со своим антиподом.
Зато в космосе есть фотоны — кванты излучения, которые как раз и образуются при столкновении материи и антиматерии. И фотонов во Вселенной в миллиард раз больше, чем протонов: на один кубометр космоса приходится 412 млн фотонов и 0,2 протона. (Не перестаю удивляться, как физики все это считают!)
По всей видимости, эти разлетевшиеся фотоны — наследство процессов, происходивших в самом начале существования Вселенной, когда только что появившиеся материя и антиматерия — кварки и антикварки — самоуничтожились.
Как вы уже догадались, уничтожились они не полностью: случился небольшой перекос в пользу материи. Один из миллиарда кварков выжил, не найдя себе пару для аннигиляции.
Как философски заключает Рис: «Возможно, мы и вся видимая Вселенная вокруг нас существуем только благодаря разнице в девятом знаке между количеством кварков и антикварков».
Но вернемся к замечанию Винни-Пуха. Как же так вышло? Почему наша Вселенная имеет тактико-технические характеристики, которые сделали ее не очень горячей, не очень холодной, позволили сформироваться достаточному количеству атомов, образовать звезды, планеты, галактики, нас с вами, в конце концов? Самый хороший ответ, исключающий божественный промысел и прочие мистические варианты звучит так.
Наша Вселенная — одна из бесчисленных вариантов вселенных, которые постоянно возникают и исчезают где-то там, куда нам никогда не добраться. Другим вселенным повезло меньше, и они быстро схопываются под действием избыточной массы или, наоборот, они такие скучные и холодные, что в них нет ничего кроме разлитой по пространству (не факт, что трехмерному) темной материи с жалкой кучкой протонов.
Философ и математик Лейбниц был не так уж неправ, говоря, что мы живем в лучшем из возможных миров. Точно –– не самом плохом.
Кому благодарен за идею: Ноге Арихе
Вы никогда не задумывались о том, что очень многие наши убеждения — это лишь мысли, пришедшие в прошлом кому-то на ум? Эти мысли оказались достаточно убедительными, чтобы прожить несколько поколений и обрести за это время еще больший вес.
Кто-то однажды решил, например, что девочкам положена одежда розового цвета, а мальчикам — голубого. Кто-то другой — что на завтрак нужно обязательно пить апельсиновый сок. И конкретно нобелевскому лауреату Лайнусу Полингу пришла в голову идея (позже опровергнутая), что витамин С укрепляет здоровье, иммунитет и лечит некоторые болезни.
Это все относительно новые мысли — им не больше века, но они успели глубоко проникнуть в наше сознание благодаря масс-медиа, тиражирующим соответствующие образы (витамин С был даже на обложке журнала Time).
Бывают убеждения и более старые — настолько старые, что они успели закрепиться в самом языке. Мы все еще говорим, что солнце «восходит», хотя прекрасно знаем, что его перемещение по небу объясняется движением Земли вокруг своей оси. Мы «бросаем» взгляд на предмет, хотя в действительности происходит нечто противоположное: отраженные от предмета лучи «бросаются» к нам в глаза.
Если ложные (как с солнцем) или случайные (как с розовой одеждой) убеждения не причиняют вреда или этот вред не осознается, мы продолжаем ими пользоваться и передавать следующему поколению. Можно прожить целую жизнь, выпивая по утрам стакан апельсинового сока. Да, вы будете получать с ним мощную дозу сахара и ноль полезных нутриентов, но в целом, ничего страшного не случится.
И точно так же можно прожить всю жизнь, полагая, что душа (сознание) обитает в теле как отдельная сущность, выполняя функции, связанные с размышлениями, решениями и расчетами. Как бортовой компьютер.
Идея о раздельном существовании души и тела кажется интуитивно верной, хотя не все люди следуют этой интуиции: в восточных культурах она не получила распространения. На Западе у этой идеи были свои авторитетные популяризаторы. О ней рассуждали древнегреческие философы и средневековые богословы, но окончательно дуализм души и тела закрепился в культуре и науке благодаря философам Нового времени, в первую очередь — Декарту. Сознание, отвечающее за расчеты и суждения, зажило с тех пор собственной жизнью. Отсюда берет начало современная западная медицина, которая, с одной стороны, сумела достичь невероятных успехов в лечении болезней тела, а, с другой, все еще бессильна в отношении многих ментальных расстройств. Тогда же, в Новом времени, были заложены и основы современного школьного образования: мы тренируем нашу рациональность в школе, решая задачи и запоминая имена полководцев и названия растений и континентов. Сознание стала исследовать специальная научная дисциплина — психология. А, начиная с 1950-х годов, ученые и программисты пытаются создать искусственный аналог сознания, работающий по все той же предложенной Декартом механистической модели мозга.
Однако в 1990-х в науке неожиданно наметился сдвиг: на сознание перестали смотреть как на отделенную от тела мыслительную функцию. Ученые заговорили о более глубокой связи сознания с телом: появилась концепция «воплощенного» (embodied) сознания, согласно которой наша ментальная деятельность не может быть полностью понята без отсылки к телу и обстоятельствам, в которых она осуществляется.
Известный пример. Когда вы распознаете эмоции другого человека по выражению его лица, тело буквально помогает мозгу: мышцы на вашем лице совершают незаметные сокращения, копируя движение мышц на лице собеседника, давая тем самым мозгу подсказку. Именно по этой причине укол ботокса, парализуя мышцы лица, снижает способность считывать чужие эмоции.
Пионерами научного «разворота к телу» можно назвать биолога и философа Франсиско Варелу, у которого в 1991 году вышла книга The Embodied Mind: Cognitive Science and Human Experience, и нейробиолога Антонио Дамасио, написавшего в 1994-м книгу «Ошибка Декарта». В 2000-х исследования активизировались. Ученые начали активно исследовать интероцепцию — способность чувствовать состояние внутренних органов и проприоцепцию — способность понимать положение своего тела и отдельных его частей в пространстве. Только за последнее десятилетие количество научных работ об интероцепции выросло в шесть раз. И это лишь часть нового исследовательского поля, которое постепенно разрастается, включая в себя новые области. Ученые изучают связь мозга и кишечника, который, как выяснилось, обладает настолько развитой нервной системой, что впору говорить о втором «мозге». Растет число публикаций о связях мозга и работы сердца: например, ученые предполагают, что от того, насколько чутко вы ощущаете удары сердца и вообще состояние внутренних органов, зависит целостность вашего «я» и сила эмпатии.
Если 15 лет назад начался всплеск исследовательского интереса к медитации, то теперь в лабораториях и университетах изучают и восточные практики, связанные с движением — от тайчи до йоги: ученые пытаются понять, как организованное неким специальным образом движение тела влияет на состояние человека и его ментальную деятельность.
В основе этих и других работ лежит относительно новая идея, которая в состоянии оттеснить декартовский дуализм, так глубоко усвоенный медициной и наукой. В книге Self Comes to Mind Дамасио напоминает, что «тело — это фундамент сознания»: наш мозг служит нашему телу, а не наоборот. В конце концов, первые живые организмы, появившиеся на Земле, уже имели «тело», но еще не обладали нервной системой.
А пока можно почитать уже вышедшие у нас статьи о телесных практиках, об изменении сознания при помощи актерской игры и о влиянии дыхания на самоощущение.
ИЛЛЮСТРАЦИИ: Рома Хек
Филип Болл об основах жизни, человеческой ДНК и новых подходах к лечению рака
Как преодолеть страх неопределенности и поменять карьеру и жизнь к лучшему
26 креативных способов управления минутами, часами, днями и годами