«Слухи, ложь властей и поиск виноватых — типичные черты пандемии»

Профессор Йельского университета Николас Христакис — о том, как эпидемии влияют на взаимодействие между людьми

«Слухи, ложь властей и поиск виноватых — типичные черты пандемии»
Steve Jurvetson / Flickr / (CC BY 2.0)

Врач, социолог и профессор Йельского университета Николас Христакис изучает структуру и особенности социальных сетей — то, как взаимодействуют люди: заражают друг друга идеями и перенимают поведение, причем не только в интернете, но и в реальной жизни. Он отстаивает оптимистический взгляд на человеческую натуру и пишет об эволюционной важности дружбы и бонусах, которые дает человеку социальность. В октябре вышла новая книга Христакиса, на этот раз — о том, как пандемия коронавируса влияет на общество. Об этом и многом другом Reminder и побеседовал с ученым. За помощь в организации интервью благодарим конференцию ReForum Russia.

— Ваша книга о коронавирусе называется «Стрела Аполлона». Это заглавие поднимает пандемию на уровень античной трагедии. Почему вы выбрали именно его?

— Отчасти потому, что я грек и вырос на всех этих историях. Знаете, Аполлон — бог многих вещей, в числе прочего — исцеления и болезней. Я вспомнил о нем из-за «Илиады». Напомню, как начинается этот великий эпос. Итак, греки уничтожили еще одного союзника Трои, забрали сокровища, женщин увели в рабство. Царь Агамемнон сделал рабыней молодую женщину. Отец девушки, жрец Аполлона, пришел выкупить дочь, но Агамемнон грубо прогнал его. Тогда отец взмолился Аполлону, своему богу. «Аполлон, — сказал жрец, — если я когда-либо приносил тебе жертву, которая тебе понравилась, накажи греков». Аполлон разозлился, взял лук и стрелы, слетел вниз с Олимпа в греческий лагерь и начал стрелять. Сначала — в собак, потом — в лошадей, потом — в мужчин.

Девять дней греков поражали стрелы Аполлона, девять дней они умирали от чумы, пока богиня Гера не сжалилась и не подсказала, как остановить эпидемию. Кстати, многие народы в древности думали о болезнях именно так — как о невидимых стрелах. И вот что я хочу сказать названием. Эпидемии кажутся неестественными, чужеродными, странными. Мы думаем: то, что происходит сейчас, — безумие. Но у древних греков случались эпидемии, у средневековых европейцев случались эпидемии. Они — часть человеческого опыта и всегда ими были; они не новы для нашего вида, а новы только для нас.

— А что в сегодняшней ситуации похоже на предыдущие эпидемии? Что-то принципиально отличается?

— Общего много. Слухи, ложь властей и поиск виноватых — типичные черты эпидемии, которые мы видим сегодня. Лидеры лгут нам, и если в прошлом этими лидерами были священники и короли, то сегодня это премьер-министры и президенты. Еще мы видим печаль, и она тоже весьма типична: люди гибнут, теряют средства к существованию, работу, привычный образ жизни. Эпидемия — время потерь, и так было всегда. Но это и время, когда люди объединяются и делятся информацией. Эпидемия как армия на нашей границе: ни один солдат не сможет остановить армию. Нужны генералы, организация, стратегия, нужно использовать все возможности для сотрудничества, чтобы противостоять вирусному захватчику.

Кстати, международное распространение вируса — еще одна черта, которая не уникальна для современности. Например, «русский грипп» 1890 года — кстати, он мог быть тоже коронавирусом, а не гриппом — начался на территории современного Узбекистана, перекинулся на Санкт-Петербург и оттуда последовал по железнодорожным линиям в Европу. Через 70 дней после того, как вирус попал в Петербург, он пересек океан и оказался в Нью-Йорке. Все как сейчас — за исключением того, что теперь для транспортировки вируса мы используем самолеты. Что действительно изменилось сейчас, так это вакцины. Ни у одного предыдущего поколения не было возможности быстро изобрести вакцину, чтобы остановить эпидемию. Мы это можем, и это по-настоящему удивительно.

— Что насчет политизации эпидемий? Сегодня решение носить или не носить маску отчасти политическое.

— В США это действительно так. Левые и правые расходятся во мнениях не только о масках, но и о введении карантина, тестировании, закрытии школ. Прискорбно, но все это было и в прошлом. Например, во время гриппа 1918 года в США были лиги антимасочников. Группы людей собирались вместе, обсуждали, почему не следует носить маски, ходили на митинги против ношения масок. Что 100 лет назад, что сейчас — одни и те же глупые аргументы. Так что да, подобное часто становилось частью политики.

— Почему так происходит, ведь маски — медицинский вопрос?

— Думаю, политика частично связана с верой и идеологией. В ее рамках все превращается в символы. Люди делают то, что рекомендует политическая партия, даже если не согласны с этим, просто потому, что хотят чувствовать себя частью группы. Например, вы левый, и вы носите маску. Если же вы правый и рассматриваете вопрос с масками как часть своей свободы, то думаете: «О, я не ношу маску, потому что хочу доказать, что могу делать все что угодно». Так маски становятся знаком добродетели и символом принадлежности к группе. Полагаю, это часть человеческой природы.

Photograph: Raymond Coyne/Courtesy of Lucretia Little History Room, Mill Valley Public Library. © The Annual Dipsea Race
Photograph: Raymond Coyne/Courtesy of Lucretia Little History Room, Mill Valley Public Library. © The Annual Dipsea Race

— Когда мы говорим про способы остановить пандемию, речь обычно идет о фармакологических решениях. Какие социальные меры недооценены, какие из них самые эффективные?

— За последние шесть месяцев были опубликованы исследования разных вмешательств: закрытие школ, отслеживание контактов, ношение масок, закрытие границ и так далее. В разных странах исследователи приходят к разным выводам. Закрытие границ может быть крайне эффективным в одном государстве, в другом же больше эффекта даст закрытие школ. Так что я не могу ранжировать меры от наиболее эффективных до наименее. Но могу сказать, что важно внедрить несколько мероприятий. Есть такая модель, на которую часто ссылаются эпидемиологи— модель швейцарского сыра. Представьте, что складываете кусочки швейцарского сыра один на другой. Каждый кусочек — способ защиты от вируса: закрытие школ, ношение масок, мытье рук. Но защита не абсолютна — в кусочке случайным образом расположены дырки. Если положить разные кусочки один на другой, дырки будут закрыты, и это остановит передачу вируса. Если использовать один кусочек, этого не произойдет.

— То есть нужно использовать как можно больше мер?

— Не нужно использовать все. Если тщательно реализовать несколько, этого будет достаточно. Допустим, некое государство не хочет закрывать школы или предприятия. Что ж, тогда нужно надеть маски, инициировать тестирование и закрыть границы. Но нельзя заблуждаться, что можно сделать что-то одно или не сделать ничего, и это сработает. Что именно — не так важно, главное — использовать несколько мер одновременно.

— В новой книге вы упоминаете гипотезу Маккеона, которая показывает важность нефармакологических мер борьбы с эпидемией. В чем ее суть?

— В 1960-х годах известный британский историк медицины Томас Маккеон составил набор графиков: нанес на ось X время, а на ось Y — уровень смертности от различных болезней, таких как корь или туберкулез. Графики показали, что после всплеска смертности сначала идет постепенное снижение, затем — плато. Например, корь была крайне смертельной в 1940-х годах, затем смертность начала уменьшаться, а к 1960 году корь почти не приводила к смерти. Маккеон сделал такие кривые для многих болезней, а затем поставил на них отметку, когда изобрели лекарство или вакцину. Такие точки оказались на плоской части кривой. Маккеон пришел к выводу, что снижение смертности из-за эпидемических заболеваний за последние несколько столетий происходило в большей степени не из-за лекарств и вакцин, а благодаря тому, что люди становились богаче, повышался уровень жизни и осуществлялись меры общественного здравоохранения.

— Значит ли это, что вакцинация от коронавируса произойдет уже после того, как эпидемия пойдет на спад?

— Нет, смысл в том, что меры по социальному дистанцированию работают. С вакцинами сегодня ситуация иная: их крайне быстро создали, скоро будут объявлены окончательные результаты испытаний, мы убедимся, что они эффективны. Но даже если мы получим вакцину, нужно время, чтобы ее изготовить, распространить и привить людей. Мои изначальные прогнозы не изменились: массовая вакцинация произойдет в 2022 году, тогда можно будет привить достаточно большое количество людей, чтобы действительно остановить пандемию.

Правда, мы пока не знаем, как вакцина влияет на смертность. Может быть, с помощью вакцины мы предотвратим заболевание у некоторых людей, но в результате от болезни умрут столько же, сколько и без вакцины. Допустим, 20 000 получили вакцину, а 20 000 получили плацебо. Затем в группе вакцины заболели 10 человек, а в группе плацебо — 100. Это означает, что вакцина предотвращает заражение, верно? Но допустим, что и в первой, и во второй группе умерло по человеку. В таком случае вакцина предотвратит болезнь, но не предотвратит смерть. Другими словами, вакцина может быть эффективной для предотвращения легких случаев заболевания, но неэффективна для предотвращения серьезных.

— Поговорим о социальных сетях. Вы — соавтор теории социального заражения (social contagion theory), ваша лаборатория Human Nature изучает то, как люди влияют друг на друга в рамках социальных сетей. Как это связано с пандемией?

— Теория социального заражения рассматривает данные о том, как разные явления распространяются в социальных сетях. Это можно использовать по-разному: понять, как среди людей распространяются микробы, информация, дезинформация или поведение. Или, например, вопрос с масками. Если вы носите маску, носят ли ее ваши друзья? Влияете ли вы на друзей, а те — на своих? Повлияли ли вы на людей действиями, распространением правды или лжи? Сейчас одновременно происходят два процесса: распространение вируса и распространение идей и поведения, которые помогают минимизировать его воздействие. Их и изучает моя лаборатория.

— Можно ли с помощью этих данных повлиять на поведение людей? Сделать их более ответственными, мотивировать носить маски?

— Да, и мы уже провели ряд крупномасштабных экспериментов на эту тему. Все начинается с выбора целей — людей, которые могут оказать наибольшее влияние на других. Возьмем простой случай. Допустим, вы биотеррорист и пытаетесь заразить город. Ваша цель — затронуть как можно больше жителей. Для создания эпидемии следует выбрать первого человека для заражения так, чтобы он распространил микробы среди наибольшего количества людей.

Таким человеком будет тот, кто вовлечен в середину сети. Это свойство можно количественно оценить математически, с помощью инструментов анализа данных и теории сети. Наша лаборатория уже использовала такие методы таргетирования в экспериментах. Например, мы занимались распространением полезного для здоровья поведения в Индии и Гондурасе. Мы пришли в деревню, составили карту ее социальной сети с помощью специального программного обеспечения, а затем определили «самых крутых» в деревне. Именно этих людей нужно было научить вакцинировать детей, им нужно рассказывать о преимуществах обогащенной железом соли. И этого достаточно, чтобы остальные жители начали копировать их поведение и это поведение распространилось — то есть произошло социальное заражение.

— Как выглядят такие люди? Они обязательно популярны?

— Нет, важно именно местонахождение человека в социальной сети. Если нанести сеть на карту, в определенных местах окажутся люди, которые сильнее всего воздействуют на других. Не обязательно рок-звезды, актеры или фотомодели. Скорее, обычные люди, которые влияют на других в реальном повседневном социальном взаимодействии, лицом к лицу.

Дело не в том, что они богатые или бедные, высокие или низкие. Более важно, к примеру, много ли у них друзей. И другое свойство сетей — транзитивность: дружат ли друзья человека друг с другом. У вас может быть четыре друга, и они даже не знакомы. У меня столько же друзей, но все они между собой дружат. Такие свойства важно учитывать, когда мы изучаем, как распространяется информация и как люди взаимно влияют друг на друга. Можно использовать математику, чтобы понять эти свойства, а затем выбрать людей с наибольшим влиянием. Какие конкретно люди нужны — зависит от того, что именно вы пытаетесь сделать. При выборе нужно смотреть на структурное положение человека в социальной сети.

— В одной из книг вы отстаивали идею, что достоинства социальной жизни превосходят недостатки. Но сегодня ты в безопасности, если одинок, а общение грозит болезнью. Бонусы социальности все еще больше недостатков?

— Естественный отбор сформировал наши паттерны дружбы и структуру социальных сетей так, чтобы достичь баланса между преимуществами и издержками. Если я подойду к вам, то смогу у вас учиться, работать с вами, вместе с вами отправиться на охоту на большое животное. Но также я подвергну себя риску. Ведь вы можете убить меня, забрать мое имущество или заразить меня, верно? Итак, у каждого социального взаимодействия есть издержки и преимущества. Если бы преимущества не превышали издержки, если бы иметь друзей было накладнее, чем не иметь, люди были бы одинокими животными. Этого не произошло.

Преимущества социальных взаимодействий перевешивают издержки не в каждый конкретный момент, а с течением времени. Если вы когда-нибудь с кем-то ссорились, то знаете: в момент ссоры издержки перевешивают преимущества в этом конкретном взаимодействии. При этом в целом социальные взаимодействия того стоят. А то, что происходит сейчас, временно. Мы говорим о тысячелетиях эволюции человека, когда были и эпидемии, и пандемии. Они не нарушили архитектуру социальных сетей. Сегодняшняя ситуация их тоже не изменит.

Вы уже оценили материал