Новый взгляд на травму. Как страдания помогают нам развиваться

В последние годы понятие «психологическая травма» звучит повсеместно. Так называют не только невыносимый опыт вроде военного невроза, смерти близкого, жестокости со стороны родителей в детстве и сексуального насилия. Развод, вынужденный переезд, потеря денег, межличностные конфликты и другие, на первый взгляд, не такие фатальные переживания тоже оставляют шрамы на психике, часто невидимые для самого пострадавшего, не говоря уже об окружающих.

Что делает болезненный опыт травматичным? Все зависит от того, насколько сильно он подрывает ваше чувство безопасности. Когда психике не хватает ресурсов, чтобы справиться с ударом, возникает угроза психологической травмы. Но иногда попытки справиться с ней дают парадоксальный эффект, который подтверждает правоту Ницше: то, что нас не убивает, может сделать нас лучше и сильнее. Почему и как травма, которая по определению причиняет нам боль и вред, может привести к психологическому росту?

Как травма может стать ростом

На 41-й неделе беременности судмедэксперт Кассандра Нельсон узнала, что у ее ребенка перестало биться сердце. Вместо того, чтобы праздновать рождение дочери, они вместе с мужем решали, нужно ли проводить вскрытие и кремировать тело. Они то впадали в апатию, то рыдали от горя. Кажется, потеря должна была лишить их счастья навсегда, сломать и отдалить друг от друга. Этого не произошло.

Кассандра и ее муж стали ходить на встречи групп поддержки и общаться с другими парами, которые пережили смерть новорожденного. Это помогло им понять, как сохранить память о дочери и двигаться вперед. Кассандра простила свое тело за то, что оно не смогло поддержать жизнь ребенка, заново научилась его любить, перешла на более высокую должность на работе и приняла иудаизм. Ее муж стал заботиться о здоровье и в свои 40 выглядит и чувствует себя лучше, чем когда-либо. Оба они больше ценят жизнь и друг друга. У них родился сын.

«Много раз я размышляла о том, что дал мне опыт потери нашей дочери, — пишет Кассандра Нельсон. — Иногда я чувствую себя виноватой из-за того, как удачно сложилась моя жизнь после ее смерти. Но после этого я обычно получаю от Вселенной маленькие напоминания о том, что ее дух всегда со мной и радуется тому, что я иду вперед. Это чувство помогает мне не потерять интерес к жизни и достойно встречать все трудности. Я чувствую, что моя энергия подпитывается памятью о дочери. Хотя ее жизнь оборвалась еще до рождения, она зажгла во мне огонь, который продолжает освещать мой путь».

То, что произошло с Кассандрой Нельсон и ее мужем, удивительно. Страшная потеря не сделала их слабее — наоборот, укрепила их духовную силу, сблизила и даже подтолкнула к развитию. Такой итог травмы кажется неожиданным, если не диким. Хотя мифология, религия и литература тысячелетиями рассматривали страдания как путь к самосовершенствованию, в психологии до недавнего времени главным следствием страданий считались депрессия и посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР). Однако сегодня в разговоре о травмах все чаще звучит другой термин — «посттравматический рост». Его авторы, клинические психологи Ричард Тедески и Лоуренс Калхун, в 1996 году обратили внимание на людей, которым травма помогла почувствовать себя сильнее, сблизиться с другими и понять ценность жизни. Концепция посттравматического роста утверждает, что тяжелый опыт может стать катализатором положительных изменений.

Самый знаменитый пример посттравматического роста — история психиатра Виктора Франкла. Он прошел нацистские концлагеря, потерял в них семью, но после вернулся к нормальной жизни и на основе своего опыта придумал новый психотерапевтический метод — логотерапию. В книге «Человек в поисках смысла», которую можно назвать пособием по посттравматическому росту, Франкл описал, как выжил и сохранил облик человека в нечеловеческих условиях. И таких историй немало. Бренд-менеджер Стейси Крамер в знаменитом выступлении на TED назвала опухоль головного мозга подарком. Болезнь помогла ей заново понять, что значит духовность и вера, научиться понимать тело и доверять ему, обрести новый смысл в жизни. «Лучшее, что когда-либо случалось со мной» — так Крамер говорит про рак. Еще более удивителен случай военного врача Ронды Корнум, которая утверждает, что после инсценировки казни и изнасилования в плену у иракских террористов она стала лучше как врач, мать и человек.

Сейчас исследователи находят признаки роста у людей с самой разной травмой: от тех, кому поставили диагнозы вроде ВИЧ-инфекции и рака, до переживших стихийное бедствие и изнасилование. Сложно представить, как тяжелая болезнь или насилие могут духовно обогатить или сделать сильнее. Само утверждение выглядит как издевательство. Однако людей, которые говорят о росте, не так уж мало: не менее 30% переживших травму сообщают о положительных изменениях в мышлении и поведении. Некоторые исследователи даже предполагают, что пережившие травму с большей вероятностью обнаруживают, что их жизнь стала лучше, чем люди вовсе без травм.

Каким может быть рост после травмы

Самое травмирующее событие в жизни писательницы Эйлин Циммерман — смерть ее бывшего мужа. Однажды она пришла к нему в квартиру и нашла его мертвым. Он был наркоманом. А еще — отцом двоих детей-подростков Циммерман. Тогда ей казалось, что они никогда не оправятся. Теперь она считает смерть мужа, худшее время в своей жизни, именно тем событием, которое сделало ее и членов ее семьи более сильными и способными выдерживать трудности. «Главный урок, который я вынесла: я никогда не знаю, что будет дальше, — говорит Эйлин Циммерман. — Я планирую настолько хорошо, насколько могу, но теперь у меня гораздо лучше получается изменять свое мышление. Я могу справляться с неожиданными жизненными перипетиями, принимать трудности, с которыми сталкиваюсь, и продолжать идти, даже если трудно».

Сила, которую Циммерман дала травма, позволила ей в будущем легче справляться с невзгодами. Польский психолог Казимир Домбовский называл это явление позитивной дезинтеграцией. Еще в 1960-х, более чем за 30 лет до появления термина «посттравматический рост», он изучал личностей с высоким уровнем психологического развития. Домбовский обнаружил, что в прошлом они часто переживали стресс, депрессию, тревогу и неуверенность в себе. Психолог пришел к выводу, что именно преодоление травм позволило им эффективно развиваться.

Сегодня психологи описывают самые частые аспекты посттравматического роста следующим образом.

1. Сила. Как и предполагал Домбовский, опыт травмы может открыть для человека его сильные стороны, дать чувство, что он способен справляться с самыми тяжелыми кризисами. Например, Регина Хартли, вице-президент по персоналу американской корпорации UPS, замечает, что кандидаты с неидеальным резюме — посредственный вуз, частая смена работы, случайные подработки официантом — часто оказываются гораздо успешнее тех, у кого резюме на пять с плюсом. Хартли объясняет это тем, что им всю жизнь приходится бороться с трудностями — и это их закалило. Многие успешные предприниматели страдают дислексией, самые известные — основатель Apple Стив Джобс и основатель международного конгломерата компаний Virgin Group Ричард Брэнсон. Однако если спросить успешных предпринимателей про дислексию или другие проблемы, которые были у них в прошлом, они скажут, что именно травма позволила им развить силу и выдержку. «Если ты пережил бедность, сумасшествие отца и несколько ограблений, то думаешь:

   “Проблемы в бизнесе? Серьезно? Проще простого. Это я могу”», — говорит Хартли, которая и сама все это испытала.

2. Духовность. Трудности могут духовно обогатить — и речь не только о религиозности. Вот интересный пример из практики психолога Ричарда Тедески. Руководитель некоммерческой организации, который уже дважды был уволен с прошлых работ из-за обвинений в сексуальных домогательствах, попадает в страшную аварию, месяц лежит в коме, а после заново учится ходить и говорить. Но после этой травмы, физической и психологической, он говорит следующее: «Многие могли подумать, что именно этот несчастный случай поставил мою жизнь под угрозу. Но я уже был в большой опасности. Я причинял боль другим, разрушал свою карьеру и направлялся к жизни без жены и детей. Авария заставила меня остановиться, дала время подумать и показала, что такое любовь на самом деле».

3. Близость с людьми. Опыт травмы может сделать человека более эмпатичным и одновременно укрепить его социальные связи. После того как Кассандра Нельсон и ее муж потеряли ребенка, из их жизни исчезли многие друзья. Однако отношения с теми, кто остался, и новыми друзьями стали гораздо более близкими — как и их отношения друг с другом. Нельсон и муж заметили, что после травмы больше способны сопереживать людям. Теперь они помогают другим родителям, потерявшим новорожденных, пережить это горе.

4. Ценность жизни. Опыт травмы может привести к тому, что человек начинает больше ценить свою жизнь, наслаждаться каждым ее моментом. Так произошло с агентом по недвижимости и трудоголиком Келли Хагер. Внезапная головная боль — и вот она уже лежит в коме. Врачи до сих пор не знают, что с ней произошло, но после комы ей пришлось заново учиться говорить, читать и ходить. Хагер восстановилась и снова много работает, однако научилась ценить каждый день и больше времени проводит с сыном. «Что-то щелкнуло. Теперь я понимаю тайм-менеджмент и баланс, — говорит Хагер. — Я научилась делегировать полномочия — для меня это было одной из самых сложных задач. Но как только я поняла, что не деньги, а время — наш самый большой ресурс, тогда все действительно изменилось».

5. Новые возможности. После травмы человек может найти новый смысл в жизни. Например, начать помогать другим и использовать для этого свой опыт. Интересную историю о том, как можно найти новые возможности, рассказывает психолог и исследовательница счастья Эмили Смит. Молодой человек Эмека получил травму (физическую) во время игры в футбол, и его парализовало. Некоторое время Эмека думал, что его жизнь кончена, и это сделало его тревожным и депрессивным. Однако со временем Эмека стал видеть все в ином свете. Он говорил: «До травмы моя жизнь не имела цели. Я много тусовался и был эгоистичным парнем. После нее я понял, что могу быть лучше». Эмека начал обучать детей и так нашел свое предназначение.

Все эти бонусы не значат, что травма — что-то хорошее, к чему стоит стремиться, а возможные позитивные изменения не оправдывают тех, кто совершает насилие. Важно понимать: личностный рост происходит не благодаря травме, а вопреки ей. Человек преодолевает ее последствия и становится сильнее благодаря тяжелой духовной работе. И даже если травма не сделала вас сильнее, это не говорит о слабости. Иногда нужна огромная сила, чтобы просто выжить.

Как происходит рост после травмы

Почему травматичный опыт может стать путем к раскрытию потенциала личности — или не стать им? Факторов много. Важны возраст и гендер. Молодые люди чаще переживают рост после травмы, чем те, кто старше, а женщины — чаще мужчин. Еще значение имеет вид травмы. Пережившие сексуальное насилие реже сообщают о росте, чем те, кто пострадал из-за стихийного бедствия или войны. Насилие со стороны близкого делает человека более уязвимым перед негативными последствиями, чем нападение незнакомца. А тот, кто пассивно отреагировал на насилие — например, впал в ступор и не смог дать отпор, — чаще переживает ПТСР, а не рост.

Но самое важное — то, как именно человек осмысливает травму. Именно этот механизм лежит в основе логотерапии, психотерапевтического метода Франкла. Он писал, что «страдание перестает быть страданием, когда становится ясен его смысл». Именно осмысление интегрирует опыт в наше мировоззрение и помогает развиваться — но только если происходит правильно.

Как пишет психолог Дарья Кутузова, после травмы человек находится между Сциллой и Харибдой. Сцилла — искушение попробовать воссоздать прежнее мироощущение и в итоге погрязнуть в самобичевании и отдаться мыслям о том, как можно было все предотвратить. Такое осмысление только усугубляет травму. Харибда, напротив — искушение поверить, что мир враждебен и от тебя ничего не зависит. Это заставляет человека постоянно тревожиться. А еще лишает контроля — и тем самым делает беззащитным перед новыми неприятностями. Развитие возможно, если в процессе осмысления мы избегаем этих крайностей. Тогда наше мировоззрение меняется, но становится более цельным и не сводится к травматичному опыту.

Как избежать этих крайностей: не ожесточиться, не винить себя, не потерять веру в свою способность влиять на собственную жизнь? Кажется, для всего этого нужно вовсе не чувствовать душевную боль. Это не так. Развитие — не противоположность боли, страха и гнева, и именно поэтому у человека можно одновременно обнаружить и признаки ПТСР, и признаки роста. Как пишет стэнфордская исследовательница стресса Келли Макгонигал, развитие происходит не у тех людей, которые смотрят на мир через розовые очки и бегут от осознания своей травмы, а у тех, кто видит обе стороны опыта. Например, люди, которые перенесли тяжелое и опасное заболевание, чаще переживают посттравматический рост, если говорят не только об обретенном умении жить настоящим, но и об усталости и страхе перед будущим.

Стратегию, которой пользуются такие люди, психолог Эдит Чен назвала «гибкость и упорство». Чен обнаружила этот паттерн мышления, когда изучила детей, подростков и взрослых с низким социально-экономическим статусом и, соответственно, высоким уровнем стресса. Как оказалось, более здоровыми оказались те их них, кто принимал ситуацию и переосмыслял ее (гибкость, когда человек думает о пользе, которую может извлечь из опыта), а также сохраняли оптимизм (упорство, когда человек считает, что в будущем все изменится к лучшему и его жизнь имеет смысл).

Гибкость и упорство — те качества, которые помогли Джессике Уайт после смерти матери. Когда та покончила с собой, Дженнифер долго не могла справиться с горем. Она занялась психотерапией, стала посещать группу поддержки и принимать участие в акциях, которые привлекали внимание к проблеме самоубийств. Но она все еще чувствовала боль и злость от потери и отчаянно хотела снова ощутить связь с матерью. Легче Дженнифер стало тогда, когда она заново обрела смысл в жизни и основала организацию Hope After, которая помогает людям делать проекты в память о любимых. Это не избавило Дженнифер от боли, но изменило ее жизнь. «Сегодня я чувствую себя лучше, чем до ее смерти, но это не означает, что я не мечтаю о том, чтобы она была со мной, — говорит она. — Я ни в коем случае не говорю, что смерть моей матери — это позитивное событие. Но я сумела вынести из него что-то полезное для себя».